Читать «Сладкое холодное блюдо» онлайн - страница 56

Галина Голицына

– Ух ты, надо же. Это, наверное, нервное?

– Конечно. Меня консультировали у психиатра, он так и сказал. Когда пройдет шоковое состояние, я заговорю. И всё. На этом консультация закончилась. Меня даже на учет не поставили, насколько я помню. Да кто бы стал возиться с детдомовской сиротой? За мое лечение никто платить не собирался, поэтому меня предоставили самой себе. Но мне повезло. В нашем детдоме, помимо воспитателей и нянечек, в штате числился психолог. Очень добрая женщина, которая реально любила детей. Она стала со мной заниматься, чтобы, по ее выражению, «снять зажим». Что она только не придумывала для меня! То сказки рассказывала и просила меня заканчивать фразы. Самые известные, из «Колобка», «Курочки Рябы», «Краденого солнца». Но я молчала. Потом она решила, что если не получается говорить, то надо попробовать петь. Но я молчала. Тогда она стала давать мне альбом и карандаши. Просила нарисовать что угодно, а потом рассказать, что на рисунке. Я рисовала. Причем исключительно черным карандашом. Она смотрела на эти рисунки и хмурилась. Теперь я знаю, что черный цвет детского рисунка означает глубочайшую депрессию. Но тогда я этого знать не могла. Видела, что психологу не нравятся мои рисунки, и очень расстраивалась: я же так старалась! И уходила в себя еще глубже.

Соболев горестно покачал головой. Ясно: винит себя. Но я не стала заострять на этом внимание, просто продолжила:

– В какой-то момент в моих рисунках появился цвет. Хотя «цвет» – это громко сказано. Сначала я стала рисовать стволы деревьев не черным карандашом, а коричневым. А домики – темно-серым. Психолог – Лидия Васильевна – так обрадовалась! Правда, остальное продолжало оставаться черным: листья, люди, даже солнце. Потом я как-то солнышко нарисовала, как и положено, желтым карандашом. Она обрадовалась еще сильнее! Мне было приятно, что она больше не хмурится. Я поняла, что радуется она цвету. И стала потихоньку пользоваться другими карандашами из коробки. Просто чтобы сделать ей приятное. Когда с засильем черного цвета было покончено, Лидия Васильевна обратила внимание, как хороши мои рисунки. Она решила, что у меня есть способности к рисованию.

– А эти способности у тебя были раньше? Или проявились только после. стресса?

– Всегда были. Но я не придавала этому значения, родители тоже. Считалось, что главное – это математика и прочие предметы. А рисование. Дети всегда же что-то рисуют. Никто это всерьез не воспринимает. Так и у меня было. Мама следила, чтобы я хорошо делала домашние задания, а потом, если оставалось время, разрешала мне порисовать. Как бонус.

– Неужели твои родители не видели, что у тебя есть художественный талант? Почему не отвели тебя, скажем, в изостудию?

Я прыснула:

– Соболев, ты сам-то понял, какую глупость сморозил? Где я – и где изостудия? Да мои родители и слова такого не знали! Вообще не обращали на это внимания. Один ребенок лепит, другой рисует, третий вышивает, четвертый вечно что-то напевает. И что? Если бы я, допустим, шила своим куклам платья, так меня надо было сразу отдавать в обучение самому Диору?