Читать «Некоторые сведения о Некрономиконе» онлайн - страница 31

39

Термин "маджнун" употребляется и в Коране (15:6, 37:35, 44:13, 52:29, 68:2, 81:22). Для обозначения человека, одержимого джиннами, в арабском языке используется также слово "машур" ("масхур"), которое дословно переводится как "завороженный", "околдованный" (Коран 17:50, 25:9). Классическое описание результатов контакта человека с джиннами содержится в суре "Джинны": "Мужи среди людей прибегали к мужам среди джиннов, и они прибавили им безумия" (72:6). Кроме того, в исламском мистицизме существует ещё один термин для определения одержимого - "маджзуб", однако это слово имеет смысл отличный от двух вышеназванных: оно переводится как "притягиваемый", "привлечённый", "тронутый божественным" и служит в основном для определения восхищённого мистика, который под влиянием шока от мистического видения или какого-то иного психологического потрясения лишился разума - для маджзуба свойственно абсолютно ненормальное поведение. В христианском богословии арабскому маджнуну соответствует пифон.

40

Паркер не совсем точен. В применении к суфийским мистикам использовался термин "маджзуб", а не "маджнун". Кроме того, далеко не все суфии положительно относились к явлению "маджзуб".

41

О том, что поэты вдохновляются джиннами ("сатáнами"), непосредственно говорят и 221-228 айаты 26-ой суры ("Поэты") Корана. Вообще, негативное отношение к поэтам встречается в Коране довольно часто (21:5, 37:35, 52:30, 69:41). Для объяснения подобного положения вещей уместно привести цитату из работы Франца Буля "Жизнь Мухаммеда": "...Арабские поэты ведут своё происхождение от древних прорицателей... ...Само слово «поэт» (по-арабски - «шаир») означает «знающий»; неслучайно в тогдашней Аравии бытовало поверье, что поэты (как и прорицатели - «кахин») общаются с джиннами. Потому-то люди и обращались к ним за советом, когда отправлялись в путешествие или выступали в военный поход. В древности одна из основных задач «поэта» состояла в том, чтобы поддержать своё племя, насылая проклятия на его врагов, - и важно, что их языку в этом смысле доверяли больше, приписывали ему большее могущество, чем языку другого человека. Когда с течением времени прорицатель эволюционировал в поэта, как мы теперь понимаем это слово, место проклятий заняли насмешливые оскорбительные стихи, однако декламация таких стихов, как правило, сопровождалась весьма своеобразными символическими действиями, так что магическое происхождение подобной поэзии выдаёт себя с полной очевидностью" (цит. по Рудольф Фрилинг "Христианство и ислам", М., ЭНИГМА, 1997, стр. 26).