Читать «Софийские рассказы» онлайн - страница 34

Кроме всего прочего, нас завалили и различной работой. День был заполнен с утра до вечера, а то и до полуночи, особенно если Смерть засыпал. Усиленно работали кружки: политической экономии, истории партии, философии и даже литературный. Был организован и хор, который тихонько репетировал за солдатской плащ-палаткой в глубине помещения. Бай Стоян тоже пел в хоре. На наших глазах он проявил себя и в медицине. Теперь, начав лечиться, он много знал о лекарствах и болезнях, по этой причине в нашем помещении вскоре появилась и «домашняя аптечка» с аспирином, хинином, каплями для успокоения желудочных болей, йодом, имелся даже шприц. Главным поставщиком лекарств был, конечно, он, и его то в шутку, то всерьез все начали называть Доктором. Аптечкой пользовался и ключник Смерть. Два-три раза он брал аспирин, а однажды ему сделали укол от боли в животе. К нашему удивлению и к еще большему удивлению Доктора, боль у надзирателя прошла, и авторитет бай Стояна неимоверно вырос. Смерть уже не бил его ключами по спине и не запрещал ходить из одной камеры в другую, чтобы, например, разнести лекарства.

Иными словами, все, связанное с Бонкой, позабылось, заглохло, как будто такого «явления» никогда и не было, как выразился один писатель, который отбывал срок в тюрьме вместе с нами и наблюдал нас в непосредственной близости, чтобы описать все это в будущем. Мы с бай Стояном, видимо, оказались в поле зрения писателя и потому начали сторониться его, опасаясь попасть в романы, которые он собирался написать.

Я, например, радовался, что тема, затрагивающая Бонку, заглохла, потому что у нас сон стал нормальным, каким и должен был быть. Мы спали «как убитые», по словам бай Стояна, говорили о кружках, об аптечке, которую нужно пополнить новыми лекарствами, о картофельной похлебке, об акации, что расцвела за каменной стеной, откуда слышалось жужжание пчел вокруг ее белых цветков. И я, и бай Стоян когда-то в детстве лакомились цветками акации, а сейчас вспоминали различные случаи из детства, полностью вытеснившие Бонку из наших мыслей. Но, увы! Все было «эфемерной ложью и обманом», как говорил писатель, который позднее пытался растолковать мне некоторые факты и явления, с известным запозданием, конечно.

Да, но на том история с Бонкой не закончилась. Нежданно-негаданно она объявилась снова, и мы вынуждены были снова заговорить о ней.

А произошло это так.

Однажды я получил по почте письмо. Оно было адресовано мне, а содержание касалось бай Стояна. В письме лежала фотография: Бонка в подвенечном платье с адвокатом Татарчевым, стоящим сзади нее. Сняты они были так, что было видно обручальное кольцо на руке адвоката. Бонка, конечно, вся была в колечках. Ее глаза с поволокой были такими же прекрасными, как и на старой фотографии, которую бай Стоян в свое время порвал в гневе. Носик Бонки был вздернут, будто ожидал, когда кто-нибудь нажмет на него пальцем, чтобы вернуть на место. Под платьем вырисовывалась ее грудь, предназначенная уже для ласк Татарчева, который сверху взирал на нее с улыбкой под тонкими усиками. На обратной стороне фотографии было написано: «Венчальный обряд состоялся в прошлое воскресенье в церкви Святой богородицы». Крупным старательным почерком было написано еще, что Бонка и Татарчев едут в свадебное путешествие, чтобы провести на солнце и воздухе свой медовый месяц. Других сведений не сообщалось, но и без того было ясно: и фотография, и письмо были предназначены не для меня, а для бай Стояна, ведь я не знал ни Бонки, ни ее супруга Татарчева. Я был, как говорится, только посредником, и то невольным. Тревога моя за бай Стояна возросла.