Читать «Софийские рассказы» онлайн - страница 33

О Бонке он не говорил мне ни слова. Просто сообщил «радостный» факт, что туберкулез у него обострился и что тюремное начальство должно принять это к сведению, отбросив любые сомнения относительно его болезни…

— Мне и желудок исследуют, — продолжал он. — Посмотрим, что выйдет. Может быть, обнаружат и что-нибудь более страшненькое! — При этом он смеялся и весело смотрел на меня. — Буду умирать, земляк, так возьмись написать некролог.

— Ну, хватит! — ворчал я на него. — Совсем же молодой человек!

— Молодой я, но молодости не помню!.. Кто это сказал?

— Ботев!

— Да, Ботев! Учись у него!

— Ты, может, уже начал и завещание писать? — поддел я его. — Ботев сказал и другое… Не хныкать, а бороться. Понял?

Он улыбнулся еще веселее, и его зубы блеснули по-особому. Последнее время он регулярно их чистил пастой «Идеал», которую и мне рекомендовал. Он даже купил мне один тюбик во время одного из своих визитов в больницу. Я его поблагодарил и начал еще внимательнее присматриваться к нему, чтобы раскрыть загадку его бодрого настроения. Мне было действительно чудно — каждый день у него открывали все новые и новые болезни, а он цвел, смеялся, похлопывал меня по плечу и говорил:

— Вчера врач опять меня прослушивал. Есть подозрение на что-то худшее. Посмотрим, что выйдет. Может, и рак.

Я смотрел на него в изумлении. И невольно засомневался, все ли у него хорошо с головой. «Этот человек начал сдвигаться, — думал я. — Ему нужно сходить к психиатру». А он все так же брился каждое утро, гладил рубашку, которую сам же и стирал, чистил зубы пастой «Идеал», освежался одеколоном с запахом гиацинта. Отпустил усики — русые, почти рыжие. Они быстро выросли и покрыли его верхнюю губу. И выглядел он теперь более мужественным и красивым. В шутку его называли хлыщом, а он таинственно улыбался. «Где сейчас Бонка? — думал я. — Увидела бы его — залюбовалась! Она заслуживает того, чтобы пережить разочарование по поводу своего подлого поступка. Предпочесть адвокатишку этому высокому, подтянутому, усатому человеку с отличными белыми зубами и синими глазами, хотя у него и две каверны в легких, и язва желудка, и кое-что еще, «более страшненькое»!.. Нет, Бонка ошиблась, Бонка поменяла шило на мыло! Так ей и надо!»

Обо всем этом я непрестанно думал, а из головы у меня не выходила Бонка с колечками на лбу. Какой день я собирался начать с ним разговор о ней, надеясь кое-что наконец прояснить. Но начать подобный разговор все не было случая. Мы ведь были знакомы с ним не более года, да и разница в возрасте была достаточно большой: мне исполнилось двадцать три, ему — тридцать пять. Поэтому я и называл его «бай Стоян», чтобы подчеркнуть и свое уважение, и разницу в возрасте.

Мое неудобство в связи с тем, что я собирался заговорить о Бонке, заключалось еще и в том, что партийные товарищи запретили бередить его рану и проявлять излишнее любопытство. Личная жизнь есть личная жизнь, и она полностью должна принадлежать каждому человеку.