Читать «И у палачей есть душа» онлайн - страница 55

Меня оставили одну надолго — на час, на два часа? Ожидание казалось бесконечным, я сидела на деревянном стуле, ничего не зная о том, что последует.

Наступила ночь. Внезапно вся канцелярия, прежде дремавшая, оказалась охвачена волнением.

— Идите, — приказали мне.

— Но куда?

— Идите, следуйте за нами.

Они собираются меня отпустить? Предупредили ли они, в конце концов, швейцарское посольство? Буду ли я сегодня спать в своей комнате на вилле Молитор? Я чувствовала одновременно надежду и тревогу. Но надежда была недолгой. Машина, в которую меня попросили сесть без особой вежливости, но и без грубости, двинулась с авеню Марсо в направлении площади Этуаль, сделала круг у Триумфальной Арки, двинулись на авеню Фош и остановились возле дома № 84. Штаб-квартира гестапо! Здесь допрашивали, пытали и убили многих участников Сопротивления и самого известного из них — Жана Мулена. Я получила ответ: я не буду сегодня спать на вилле Молитор…

Меня провели на четвертый этаж громадного здания. Каждая ступень лестницы усиливала чувство, что за мной закрывается дверь тюрьмы. Во все время подъема я продолжала требовать звонка в швейцарское посольство, угрожая немцам серьезными неприятностями в случае неуважения к моему нейтралитету. По-прежнему напрасно. Лестница привела меня и моих немых сопровождающих в бесконечный коридор с серыми от грязи стенами и монотонным рядом дверей. Солдат открыл одну из них и втолкнул меня в маленькую комнату. Тесная комната, в семь-восемь квадратных метров, окна с заблокированной ручкой. Постель представляла собой бесформенный матрас, на который было небрежно брошено пыльное одеяло…

Деревянные стол и стул довершали убранство этого принудительного «гостиничного» номера. Скудная и мрачная обстановка резко контрастировала с престижем места… Я уселась на сетку кровати, отчего проржавевшие пружины издали оглушительный скрежет. Через несколько минут дверь снова открылась. Уже другой солдат принес мне кувшин воды и таз.

— Нельзя ли получить кусочек мыла?

Я еще не кончила спрашивать, как дверь снова закрылась. Незачем уточнять, что мыла я не получила.

Мое существование перевернулось за несколько часов. Но усталость не давала мне думать о будущем. Лежа на постели, я предала последние минуты этой недели Господу, вручив Ему в молитве всю свою жизнь. И заснула.

Следующий день не принес мне никаких объяснений. После долгих часов сидения в запертой на ключ комнате меня привели к какому то гестаповскому чиновнику. Он, в свою очередь, попросил меня назвать себя, уточнить, чем я занимаюсь.

Еще более настойчивым тоном, чем накануне, я потребовала позвонить в швейцарское посольство, так как была убеждена, что моя национальность дает мне неприкосновенность, позволяющую все привести в порядок в самое короткое время. «Мы этим займемся», — заверил он. Обещание не принесло мне ни уверенности, ни утешения. Чем дальше шло время, тем больше мое упорное запирательство во всем, что касалось моего активного участия в Сопротивлении, пробуждало в гестаповце пассивное сопротивление. Сидя передо мной, он заполнял формуляры и хлопал по ним печатью с такой яростью, будто хотел прихлопнуть муху. Затем меня отвели к офицерам более высокого ранга. Один из них участвовал в праздновании дня рождения генерала, для которого я играла на фортепиано. Я его узнала, и он меня тотчас же узнал. После нескольких секунд оцепенения он взорвался: «Как, это вы! Так называемая пианисточка, якобы ничего не понимающая в политике, просящая нас освободить ее ни в чем не повинных товарищей! А на самом деле вы — террористка!»