Читать «И у палачей есть душа» онлайн - страница 22

Я ощущала это разделение физически и не могла его вынести. Я не могла согласиться с тем, что Вьенну, «мою» Вьенну превращают в заставу. Из Вье Ложи я смотрела на свободную зону. Я чувствовала себя принадлежащей к обеим разделенным частям. Я не хотела, чтобы мне запрещали ходить по родной земле, земле моей семьи, жителей нашей деревни — моего естественного окружения.

Демаркационная линия была введена сразу после подписания перемирия. Итак, для нас вступление немцев в Пуатье совпало с закрытием въезда в оккупированную зону. На следующий же день было попросту запрещено перебираться с одного берега Вьенны на другой. Как я уже сказала, часть домов нашей деревни находилась на правом берегу.

Две половины деревни соединял мост. Старинный мост, построенный, насколько я знаю, в XVIII веке, с семью пролетами, длиной в сто пятьдесят метров; Вьенна в этом месте очень широка. Мост расположен на краю нашего сада, и это единственная переправа — две другие находятся в шести километрах вверх по течению и в восьми километрах вниз по течению. На мосту, кстати, повесили первое в Боне объявление: «Verboten» — было написано огромными буквами. «Запрещено». Запрещено переходить через мост, по которому мы ходили ежедневно по одной простой причине: через мост проходила дорога, через пять километров подводившая к Шовиньи, ближайшему к Бону городу.

В нашей деревне с четырьмястами жителей были только мелкие лавки, в которых далеко не все можно было купить. Основные продукты питания закупались в Шовиньи. У нас перехватило дыхание, когда мы поняли, что дорога в город закрыта. Жители деревни один за другим подходили к деревенской площади, озадаченные словом «Verboten», трижды повторявшимся в пяти строчках немецкого текста. Помимо этого слова, быстро ставшего самым понятным, если не единственным понятным для французов немецким словом, это гигантское объявление, размером два метра на четыре, было невразумительно.

Нашим мэром был Ангерранде Вержи, владелец замка Туфу, друг нашей семьи и владелец винной марки «Сюз», очень популярного в то время аперитива. Он знал, что я и, несомненно, только я говорю по-немецки. Он попросил меня перевести объявление. Что я охотно и сделала. В этих тяжких обстоятельствах мне казалась очевидной необходимость поставить мое знание языка оккупантов на службу страдающим жителям деревни.

Немцы утвердили разделение с помощью демаркационной линии. С помощью знания языка Гете я восстановила связь. Они создали сложности — я хотела найти решения.

Я подчеркиваю вполне эмпирический характер предпринятых мной поступков. Я не проснулась внезапно в один прекрасный день участницей Сопротивления. Я не приписывала себе миссии изгнать немцев из Франции на следующий день после разгрома. Я говорила: «Я не принимаю себя за Жанну д'Арк, и у меня нет безумной и визионерской отваги генерала де Голля, верившего, вопреки всякой очевидности, в возможность возобновления борьбы».

Проще говоря, моя история — это история очень юной девушки, хотевшей помочь окружающим. А продолжение, так сказать, восхождение от личной истории в большую Историю, переход ее из служения в свидетельство — это только цепь обстоятельств, работа Провидения, которое находит хрупких посредников, чтобы действовать через них.