Читать «Смысл жизни: учебное пособие» онлайн - страница 170

Валерий Петрович Даниленко

Контекст № 6. «Зинаида Гиппиус и устно, и письменно высказала немало резких слов по адресу автора „Двенадцати“, но называть это „травлей“, как было принято в советское время, не вполне адекватно» (с. 321).

3. Гиппиус не отличалась особой нравственной чистотой. Она даже в своих воспоминаниях об А.А. Блоке («Мой лунный друг») сумела оболгать своего «лунного друга». «А вот Блок, — читаем у неё, — в последние годы свои отрёкся от всего (и от своей лирики? — В.Д.)… Поэму „Двенадцать“ возненавидел, не терпел, чтоб о ней упоминали при нём» (Гиппиус 3. Живые лица. Л., 1991, с. 41).

А.А. Блок настолько «возненавидел» «Двенадцать», что в последний год своей жизни писал в своём дневнике (17 января 1921 г.): «Научиться читать „Двенадцать“. Стать поэтом-куплетистом. Можно деньги и ордера иметь всегда…» (Блок А.А. Указ. собр. соч. Т. 6, с. 375). Чего не сделаешь ради куска хлеба? Вы плохо знаете А.А. Блока.

Контекст № 7. О Юрии Анненкове: «…почувствовав свою внутреннюю несовместимость с советской властью и советским искусством, художник в 1924 г. едет в Венецию на выставку, станет „невозвращенцем“ и оставшуюся жизнь проведёт в Париже» (с. 322).

В Париже Юрий Павлович Анненков (1889–1974) проживёт ещё целых 50 лет! Он подарит нам не только прекрасные портреты своих современников (в том числе посмертный портрет истощённого А.А. Блока), но и замечательную книгу «Дневник моих встреч. Цикл трагедий» (М.: Советский композитор). Большая часть этих воспоминаний — о русских людях, хотя в России он прожил только 35 лет из 85. Душой он жил больше в России, чем во Франции. Подзаголовок к его воспоминаниям касается в первую очередь их автора.

Вот какие печальные строчки мы можем прочитать в мемуарах Ю.П. Анненкова: «Последним словом, которое я услышал от Блока накануне его последней поездки в Москву весной 1921 г., было:

— Устал.

В конце июля 1921 г. прибежал ко мне Алянский и сообщил, что Блок теряет рассудок и что положение его безнадёжно. Седьмого августа Блок скончался. Через час после его смерти пришло разрешение на его выезд за границу. Говоря со мной, однажды, о смерти, Блок назвал её тоже „заграницей“, той, „в которую каждый едет без предварительного разрешения“» (с. 93).

Контекст 8. «…с официальной советской литературой, для которой „исторический оптимизм“ станет одним из фундаментальных постулатов» (с. 325). Нам его теперь заменили даже не на «исторический пессимизм», а на бодрийяровский «конец света». Вас это устраивает?

Контекст № 9. Об Александре Кропоткиной (престарелой дочери известного учёного и теоретика анархизма П.А. Кропоткина): «Всё, что советская власть принесла человеку, — это возможность бесплатного сожжения его трупа. „Советское“ ассоциируется со смертью, а воплощением жизни предстаёт женщина из древнего княжеского рода» (с. 343). Все эти сомнительные умозаключения автор вывел из такого шуточного четверостишия А.А. Блока:

Вдруг — среди приёмной советской, Где «все могут быть сожжены», — Смех, и брови, и говор светский Этой древней Рюриковны.