Читать «Пушкинский век» онлайн - страница 159

Наряду с пуританским надменным ригоризмом молодые люди декабристского закала порою выражали свое вольнодумство, свою благородную гражданскую независимость поступками подчеркнуто экстравагантными, вызывающе ироничными. Именно такой стиль поведения выбрал для себя обаятельный кавалергард Михаил Лунин. Для примера стоит привести рассказ об одной его шалости, учиненной во время летних маневров гвардии под Петергофом. Погода стояла жаркая. Изнемогая от зноя, солдаты и офицеры после учений норовили отлучиться из лагеря и искупаться в заливе. Однажды, отправившись прогуляться по взморью, великий князь Константин Павлович застал нескольких офицеров нагишом. Последовал выговор командирам полков. В результате чего по гвардии был отдан приказ, строго воспрещавший купаться на том основании, что появление гвардейцев в голом виде возле проезжей дороги (которая тут проходила по берегу залива) нарушает приличия. Зная заранее, когда его генерал будет проезжать по дороге, Лунин за несколько минут перед тем залез в воду в полной форме — в кивере, мундире, ботфортах, так что генерал еще издали увидел барахтающегося в воде офицера. Когда генеральская коляска с ним поравнялась, Лунин быстро вскочил на ноги и, стоя по пояс в воде, вытянулся и почтительно отдал честь. Озадаченный командир подозвал к себе офицера, узнал в нем Лунина, любимца великих князей и кумира кавалергардов, и с изумлением спросил:

— Что это вы тут делаете?

— Купаюсь, — ответил Лунин, — а чтобы не нарушить предписание вашего превосходительства, стараюсь делать это в самой приличной форме…

Площадь у Большого театра. Рисунок А. Мартынова. 1810-е гг.

Рискованные шалости молодых гвардейских офицеров выглядели явным вольнодумством на фоне мелочной регламентации и муштры, которые насаждал в стране и в армии граф Аракчеев. Одной из самых невинных проказ считалось перевешивание вывесок. Этим занимались ночью под носом у полиции. Наутро над аптекой красовалась вывеска гробовщика, над мясной лавкой — модистки, над булочной — сапожника и т. д.

О том, что кутежи и проказы могли служить выражением душевной свободы, писал юный Пушкин в стихотворном послании своему приятелю, гусарскому офицеру П. П. Каверину:

И черни презирай ревнивое роптанье; Она не ведает, что дружно можно жить С Киферой, с портиком, и с книгой, и с бокалом; Что ум высокий можно скрыть Безумной шалости под легким покрывалом…

Люди высокого ума настойчиво искали способ соединить свои свободные порывы и освободительные идеи.

Члены распущенной Семеновской артели и члены Священной артели были связаны друг с другом, а также с участниками других офицерских кружков. «Сергей Трубецкой, Матвей и Сергей Муравьевы и я, — рассказывал Якушкин, — мы жили в казармах и очень часто бывали вместе с тремя братьями Муравьевыми: Александром, Михайлом и Николаем… В беседах наших обыкновенно разговор был о положении России. Тут разбирались главные язвы нашего отечества: закостенелость народа, крепостное состояние, жестокое обращение с солдатами, которых служба в течение 25 лет почти была каторга; повсеместное лихоимство, грабительство и, наконец, явное неуважение к человеку вообще».