Читать «Бремя имени» онлайн - страница 2
Цви Прейгерзон
Особое значение рассказов Цви Прейгерзона я вижу не только в том, что писатель столь высокого уровня представляет израильскую литературу на важной международной арене. В этой книге, пронизанной внутренним светом, душевным теплом и мудростью, показана удивительная способность к выживанию народа, который осуществил свою мечту — построил новый Дом на древней родине. Дом, в его земном и Божественном предназначении.
Моше Шамир,
израильский писатель
Тель-Авив, 1998
Любовь к ивриту
(
В 1910 году Владимир Жаботинский написал статью «Наше бытовое явление». Отважусь сделать из нее большую выписку. Уверенная правота и гневная ярость сказанного меня восхищают: «Перед нами расстилается необозримая равнина двухтысячелетнего мученичества; и на этой равнине, в любой стране, в любую эпоху, видим мы одно и то же зрелище: кучка бедных, бородатых, горбоносых людей сгрудились в кружок под ударами, что сыплются отовсюду, и цепко держатся руками за какую-то святыню. Эта двадцативековая самооборона, молчаливая, непрерывная, обыденная, есть величайший из национальных подвигов мира, пред которым ничтожны даже греко-персидские войны, даже история Четырех лесных кантонов, даже восстановление Италии. Сами враги наши снимают шапку перед величием этого грандиозного упорства. В конце концов люди забыли все наши заслуги, забыли, кто им дал единого Б-га и идею социальной правды; нас они считают изолгавшимся племенем, в душе которого ничего не осталось кроме коллекции уловок и уверток, наподобие связки отмычек у вора; и если перед чем-нибудь еще преклоняется даже злейший из клеветников, если в чем-нибудь еще видит, не может не видеть символ и последний остаток великой, исполинской нравственной мощи, — это только в уцелевшей, ни на миг доселе не дрогнувшей способности страдать за некое древнее знамя. В этом упорстве наша высокая аристократичность, наш царский титул, наше единственное право смотреть сверху вниз. И теперь, над могилами несметного ряда мученических поколений, разорвать этот круг, распустить самооборону, выдать старое знамя старьевщикам? Что же нам останется? Как это мыслимо? Как это возможно? — Так ощущаем мы, еще не ликвидировавшие предрассудков».
Революция спешила покончить со всеми и всяческими «предрассудками». В общую их свалку был превращен Казанский собор, ставший Музеем религии и атеизма. Помню, как в детстве я вошел под его своды и вдохнул неистребимый запах церковного вина и церковных мышей. Помню православные иконы, превращенные в экспонаты, ветхие книги сектантов. инвентарь масонских лож, выставленный напоказ, и, между прочим, неподалеку от места захоронения Кутузова, полководца и масона. Помню камеру инквизиции с изощренными орудиями пытки и зловещим пламенем, на котором поджаривали еретиков и иудеев. И не забуду «Марранов» Антокольского. Белый, расплескавшийся и остановленный в движении гипс. Неоконченная, лишенная обычных для славного скульптора тщательно выписанных аксессуаров, и потому, вероятно, лучшая его работа… Запечатлено мгновение перед вторжением своры альгвасилов. Переданы и страх разоблачения, и отвага, и бегство одних, и твердость других. Судьба тайных евреев, хватающихся за свои священные свитки.
