Читать «Буриданы» онлайн - страница 175

Дочитав, он удовлетворенно отложил газету. В чем-в чем, но в глупости его обвинить не мог никто. Разве с того самого момента, как он пришел к власти, он не пытался объяснить всему миру, что условия Версальского договора несправедливы, что нельзя унижать Германию, ставить ее на колени, обрекать на нищету? Но поди убеди эгоистичных французов в чем-то, что может нарушить их покой рантье. Жалкий народ мелких лавочников.

И к чему такая политика привела? Он, как всегда, оказался прав — в Берлине к власти пришли те, у которых в сердце горел огонь мести. Мог ли усатый болван, который считал себя учеником его, Муссолини, стать опасным для Европы? Конечно, мог, потому что за ним стояла великая Германия, великая, естественно, не культурой, а численностью — но это-то как раз и важно. Германские варвары и раньше нарушали покой южной Европы, Италии в том числе, а сегодняшний рейх — это уже не богатая и довольная собой пивная империя Бисмарка, а разоренная страна, такая же бедная, как Италия десять лет назад, когда он пришел к власти. Бедность же всегда опасна, но разве англичане и французы это понимали? Парламентский строй лишил эти народы последних остатков способности мыслить — ибо для мышления нужны личности, парламентаризм же благоприятствует посредственностям.

У него ситуация была получше, ему не надо было бояться депутатских истерик — вот для чего служил закон о запрете партий. Ему навсегда запомнились слова Чемберлена: «Главное, чтобы мы, орлы, между собой договорились, а птицы помельче полетят за нами». Это можно было истолковать как единство великих людей, а можно было — и как великих держав. Таковых в Европе было четыре: Италия, Англия, Франция и Германия, и договор между ними был единственным, что могло бы гарантировать мир.

Проект такого пакта у него был заготовлен, вчера он дал его перепечатать, сегодня надо было сделать последние уточнения. Он позвонил, и когда Наварра вошел, махнул ему рукой — орать на весь огромный Маппамондо было трудно, поэтому он пользовался языком жестов.

Наварра ушел и сразу же вернулся с папкой в руках. От письменного стола его отделяло метров двадцать, и все время, пока он одолевал это расстояние, Муссолини, как всегда в минуты ожидания, вспоминал про Арнальдо. Какая непонятная штука — жизнь! Из его тела было вытащено штук сорок минных осколков, в течение трех недель по две операции за день, на него совершили четыре покушения, даже задели его нос, но, несмотря на все это, он сидел здесь и правил страной, а вот его брат, добродушный скромный Арнальдо, был уже целый год как мертв.

Наварра положил проект на стол и сказал, что прибыли первые посетители.

— Кто там?

— Руджеро.

— Пусть войдет.

Он сам велел вызвать Руджеро из Аддис-Абебы, время настало, дольше медлить было нельзя. С первого же дня прихода к власти Муссолини только и думал, как бы возродить империю, но в то время это было невозможно, сначала следовало поставить на ноги государство. Теперь эта цель была достигнута, и можно было двигаться дальше.