Читать «Буриданы» онлайн - страница 173

— Что тебя веселит? — спросила Ракеле, ставя перед ним бульонницу.

— Галеаццо вчера сказал, что Стараче хочет переименовать Монблан в Monte Mussolini. Не смешно ли? — сымпровизировал Муссолини — он не хотел посвящать жену в свои богохульские мысли, она бы их не одобрила.

— Не переусердствуют ли? — засомневалась Ракеле. — Уже это новое времяисчисление многим не нравится, жена садовника вчера возмущалась, как можно так поступать с Иисусом, разве мало того, что его распяли?

— У каждого нормального народа свой календарь, — объяснил Муссолини добродушно, — у евреев, у китайцев, даже у турков. Чем мы, итальянцы, хуже? Мы начали новую эру, и нам надо эту эру как-то обозначить.

— Да, но люди привыкли, — беспомощно возразила Ракеле. — Еще смеяться будут…

— Кто будет смеяться? Camicie nere? Popolo di Roma. Да они были бы счастливы, если бы Лондон переименовали в Сан-Бенито, а Париж…

Он не сумел придумать сразу новое название для Парижа, но ему пришел на помощь Витторио.

— …в Сан-Муссолино.

— Браво, Витторио! — захохотал «Муссолино» и вытащил из кармана секундомер. — Silenzio! Отец начинает завтракать.

Витторио и подоспевший Бруно застыли, Ракеле печально улыбнулась — все знали, какие мучения доставляет ему каждая трапеза или, вернее, то, что за ней последует. Разве это жизнь — ни тебе прошютто и салями, ни моцареллы и горгонзолы, не говоря уже о джелато и тирамису, только бульон с пастой, немного овощей и фруктов — все. Но выказывать ничего было нельзя, мальчики должны учиться на его примере тому, как себя ведет настоящий римлянин, как он терпит боль, с улыбкой на устах — вот для чего затеян весь этот театр.

— Внимание! Приготовиться! Начали!

Он включил секундомер, схватил бульонницу и осушил ее одним глотком. Дальше шел шпинат — какая гадость!

— Брава, Ракеле, шпинат изумительный!

Секундная стрелка бежала, куча шпината, напоминающая зеленые водоросли, уменьшалась стремительно. Восхищенные взгляды сыновей и озабоченный жены следили, как он героически бросает в рот то, что через четверть часа начнет грызть его изнутри. Фругони сказал — нервы. Возможно, профессор прав, ибо когда у него случился самый страшный приступ? Верно, после убийства Маттеотти, тогда он целый месяц лежал в постели и мучился. Он такого приказа не отдавал, он даже не намекал, что Маттеотти ему надоел, и все же убийство приписали ему. Конечно, то было дело рук чернорубашечников, что спорить, — но почему он должен отвечать за каждого чересчур усердного болвана?

Да, ну и что с того, что нервы? Что он мог с этим поделать? Подать в отставку? Невозможно, даже если бы он этого желал. Что тогда будет с Италией? Он превратил эту страну в цветущий сад, осушил болота, построил автострады, воздвиг новые больницы, школы, разбил в пух и прах мафию, заставил поезда идти по расписанию с точностью до минуты и откопал древние памятники, вернув Риму часть его давнишнего величия, — кто сможет продолжить его дело?