Читать «Заутреня святителей» онлайн - страница 43
Василий Акимович Никифоров-Волгин
А потом постригали его и этим самым отдавали в руки Божии.
В церкви погасили свечи, и бережно закутанного Гаврюшу понесли в жизнь.
Дьякон посмотрел ему вослед и сказал:
— Что-то даст ему Господь? Будет ли он великим светильником Церкви, полководцем, мыслителем, купцом али… Но не будем предугадывать пути Господни!.. Мне почему-то сдаётся, будет он протодьяконом Исаакиевского собора!.. Слышал, какой голосище-то у него?
ПОД КОЛОКОЛАМИ
Вешним вечером сидели мы с глухим звонарём Осипом на колокольне под большим колоколом и ждали, когда крикнет сторож Иона из берёзовой ограды: «Эй, звонари, трезвонь к Евангелию!»
В древней церкви шла всенощная в похвалу Николы Вешнего. На паперти, в зелёном круге полевых просторов, перелесков, дымных голубых далей, духовенство посёлка Белого служило литию. Медленно гасло небо.
Гудели старые монастырские напевы, завивая землю молитвенным утишием.
Осип низко опустил голову, весь спрятался в полушубке и думал о чём-то. Не о своей ли глухоте, что мешала слышать тихий лёт песнопений. Иногда подымал голову, спрашивал:
— Звонить?
Я качал головой, — рано ещё…
Осип смотрел, как ныряли в пролёты колокольни голуби, улыбнулся и зыбко запел:
— Свете тихий… святыя славы…
Колокольня Николы Утешного — высокая, старинная, при царе Иоанне Грозном воздвигнутая. На мшистой почерневшей стене чья-то неведомая рука навеки выбила славянскую вязь: «Лето 1556. Благовествуй земле радость велию».
Лестница на колокольню крутая и скрипучая. Когда поднимаешься по её исхоженным ступеням, невольно думаешь о пяти столетиях, прошумевших над колокольней, о старой Руси и о звонарях, много веков «благовествовавших земле радость велию».
Колокола…
Большой, «малиновый» — ударишь ладонью по чёрным его «щекам», так и загудит далёкими перекатами грома.
«Воскресный» — златозвонный, переливный, словно солнцем пронизанный.
«Великопостный» — строгий чернец. В гудах его — предвесенний вечер, таяние снегов, покаянные вздохи, звездистый свет четверговых свечей.
Маленькие колокола «наигрыши» — стеклянный детский говор…
За колокольней, тихой, как Богова келия, запели:
— Ныне отпущаеши…
Осип засмеялся. С ним это часто. Засмеётся ни с того ни с сего.
Господь его знает, с какой поры он стал юродивым. Сказывают, с того времени, когда с Борисо-Глебского собора в городе снимали золотые кресты, иконы на стенах закрашивали и над входом прибивали вывеску: «Народный дом товарища Ленина».
Толкнул меня Осип под локоть.
— Слышал? В селе Воронье крестный ход ходил к Николе Народолюбцу. Ну, а озорники камнем запустили в образ Спаса Нерукотворного. Слышь, камнем! Стекло-то разбилось и слёзками на землю посыпалось. Как же это так, а?
Закрыв лицо землистыми ладонями, Осип продолжал, не то смеясь, не то придушенно плача:
— В Покровском церковь совсем закрыли. Сиротой стоит. Ни панихидки отпеть, ни так помолиться. В ограде парни с девками балуются, гармонь, лясы да плясы. Что ж это, а? Как же это можно, чтобы заместо колоколов гармонь, скажем?
Пытливый, скорбный голос бился о колокола, и они гудели.