Читать «Заутреня святителей» онлайн - страница 39

Василий Акимович Никифоров-Волгин

В церкви не было такой густой черноризной скорби, как в первые три дня Страстной недели, когда пели «Се Жених грядет в полунощи» и про чертог украшенный.

Вчера и раньше всё напоминало Страшный Суд. Сегодня же звучала тёплая, слегка успокоенная скорбь: не от солнца ли весеннего?

Священник был не в чёрной ризе, а в голубой. Причастники стояли в белых платьях и были похожи на весенние яблони — особенно девушки.

На мне была белая вышитая рубашка, подпоясанная афонским пояском. На мою рубашку все смотрели, и какая-то барыня сказала другой:

— Чудесная русская вышивка!

Я был счастлив за свою мать, которая вышила мне такую ненаглядную рубашку.

Тревожно забили в душе тоненькие, как птичьи клювики, серебряные молоточки, когда запели перед Великим выходом: «Вечери Твоея тайныя днесь, Сыне Божий, причастника мя приими: не бо врагом Твоим тайну повем, ни лобзание Ти дам яко Иуда, но яко разбойник исповедую Тя, помяни мя, Господи, егда приидеши во Царствие Твое».

«Причастника мя приими…» — высветлялись в душе серебряные слова.

Вспомнились мне слова матери: «Если радость услышишь, когда причастишься, — знай, это Господь вошёл в тебя и обитель в тебе сотворил».

С волнением ожидал я Святого Таинства.

— Войдёт ли в меня Христос? Достоин ли я?

Вострепетала душа моя, когда открылись Царские врата, вышел на амвон священник с золотою Чашей и раздались слова:

— Со страхом Божиим и верою приступите!

Из окна прямо в Чашу упали солнечные лучи, и она загорелась жарким опаляющим светом.

Неслышный, с крестообразно сложенными руками, подошёл к Чаше. Слёзы зажглись на глазах моих, когда сказал священник: «Причащается раб Божий во оставление грехов и в жизнь вечную». Уст моих коснулась золотая солнечная лжица, а певчие пели, мне, рабу Божьему, пели: «Тела Христова приимите, Источника бессмертного вкусите».

По отходе от Чаши долго не отнимал от груди крестообразно сложенных рук, — прижимал вселившуюся в меня радость Христову…

Мать и отец поцеловали меня и сказали:

— С принятием Святых Тайн!

В этот день я ходил словно по мягким пуховым тканям, — самого себя не слышал. Весь мир был небесно тихим, переполненным голубым светом, и отовсюду слышалась песня: «Вечери Твоея тайныя… причастника мя приими».

И всех на земле было жалко, даже снега, насильно разбросанного мною на сожжение солнцу:

— Пускай доживал бы крохотные свои дни!

ПРЕЖДЕОСВЯЩЕННАЯ

После долгого чтения часов с коленопреклонёнными молитвами на клиросе горько-горько запели: «Во царствии Твоем помяни нас, Господи, егда приидиши во царствие Твое…»

Литургия с таким величавым и таинственным наименованием «Преждеосвященная» началась не так, как всегда…

Алтарь и амвон в ярком сиянии мартовского солнца. По календарю наступает весна, и я, как молитву, тихо шепчу раздельно и радостно: «Ве-с-н-а!» Подошёл к амвону. Опустил руки в солнечные лучи и, склонив набок голову, смотрел, как по руке бегали «зайчики». Я старался ­покрыть их шапкой, чтобы поймать, а они не давались. Проходивший церковный сторож ударил меня по руке и сказал: «Не балуй». Я сконфузился и стал креститься.