Читать «Заутреня святителей» онлайн - страница 37

Гордей подошёл к хозяину и пытливо спросил его:

— Есть у тебя дети?

— Растут два оболтуса, — лениво буркнул тот, укладывая голову на прилавок.

— Веруют они в Бога и святую Его книгу?

— Не знаю. Наше дело торговое!

— Спокойный ты человек, — покачал головой лесник, — а я вот так не могу. Болит душа моя о сыне заблудшем…

От хозяина Гордей перешёл к ражему парню:

— Объясни ты мне…

— Отстань, борода! Я холостой! Не мешай Бима и Бома слушать!..

Лесник останавливался то перед одним, то перед другим, прося у чайной утешных слов. Молча и скорбно потоптался на месте, а потом вышел на ветреную улицу и поплёлся размытой дождями дорогой к чернеющему лесу.

Шёл по лужам, размахивал руками и сам с собою разговаривал.

Остановился посередине дороги. Поднял лохматую голову к затученному небу — не то молился, спрашивал, глядел ли, как плыли тучи?

Заглянул в лес и опять повернулся к чайной, словно испугался своей избы, шума деревьев и гармошки сына.

Пришёл в чайную и принёс те же слова, ту же тоску и те же беспокойные глаза.

— Дядя, — позвали его, — плюнь на всё! Иди глотни из бутылочки смоленского самогону. Сразу запляшешь!

— Непьющий я. Мне бы душевного человека на манер старца, — с ним бы побеседовать!

Подошёл к Гордею ражий парень, взял его за руки и усадил на скамью.

Сидел он до тех пор, пока не вошли в чайную глубокие вечерние тени и не стало в ней ни одного человека.

Архип взглянул на старика, и что-то похожее на жалость затеплилось в его глазах. Он хотел было подойти к нему и утешить, но не нашёлся что сказать ему, а лишь молча поставил перед ним стакан чаю.

АЛТАРЬ ЗАТВОРЁННЫЙ

В глубине большого сибирского леса звонили. Звон ясный, прохладный, как далекое журчание родника. Словно заря с зарёю, он сливался с густым шумом апрельского леса, вечерними туманами, лесными озерками талых снегов, с тонким звенящим шелестом предвесенья.

Я затерялся в лесной чаще и пошёл навстречу звону. В белом круге тонких берёз показался убогий монастырский скит. Вечернее солнце золотило бревенчатый храм. В пролёте колокольни седая, в чёрной скуфье, голова звонаря.

Я вошёл в святые врата обители и сел на скамью. На колокольне отзвонили. Ко мне подошёл седой инок.

— Звонарь Антоний, — сказал он и уставно поклонился. — Редко кто заходит в нашу обитель… Видите, каково запустение.

— Много ли у вас братии? — спрашиваю.

— Кроме меня, никого. Все ушли в страну далечу… Кто лесной суровости не выдержал и в мир ушёл, а иные смерть мученическую прияли…

Года три назад пришли к нам в ночь на Успенов день… Очень били нас. Глумились. Иконы штыками прокалывали… В ту ночь расстреляли они схимника Феоктиста, иеромонаха Григория, иеромонаха Македония, иеродьякона Сергия, послушника Вениамина…

Он посмотрел на близлежащее скитское кладбище.

— Теперь один я здесь! По-прежнему звоню, молитвословлю, в огороде копаюсь, в лес за дровами хожу…

— А не боитесь, что на ваш звон опять придут сюда?

— Пусть приходят, но я устава нашего не преступлю… Одно прискорбно, что много лет, как затворены врата в алтарь Господень и некому совершить литургию…