Читать «Шарипов А.М. - Русский мыслитель Иван Александрович Ильин - 2008» онлайн - страница 45

И всё же разгром русской академической науки и традиции надвигался: «Осенью нас настигла первая “реформа”: все “трехлетние” приват-доценты были переименованы в “профессоров”. “Реформа” была встречена молчаливым презрением: ведь ещё Хлестаков сказал: пусть называются... Но атака уже готовилась по всей линии. И уже попадались на университетском дворе подозрительные фигуры, которые, сильно грассируя, спрашивали: “товарищ, где здесь записываются в красные профессора?”; и уже поговаривали о рабфаке, а в Совете профессоров стали появляться какие-то тёмные личности “с мандатами”, и уже бывали случаи, что арестованные профессора — в чеке или в Бутырках — принимали зачёты у арестованных студентов и давали им указания по “литературе предмета”.

Помню “отмену” юридического факультета: должен был быть создан факультет “общественных наук”, к которому пристёгивались все историки, отделённые от историкофилологического факультета.

Началось с факультетского собрания юристов, на которое от наркомпроса явился плюгавый мальчишка наглого тона: “Товарищи профессора! — картавил он, брызгал слюной и кокетничал шофёрским шлемом. — Октябрьская революция овладевает университетом; если вы не захотите признать этого и подчиниться, то вы будете завтра же на улице”»^{. Но и в такой плачевной для отечественной науки ситуации Ильин, оставаясь в родном университете, вместе со многими другими честными русскими учёными всеми силами противостоял революционному напору на науку и образование.}

Иван Александрович вспоминает: «В 1921—1922 году с осени преподавателей философии не-коммунистов окончательно убрали с факультета ‘‘общественных наук” в так называемый “философский институт”, руководство коим поручили ученику Челпанова — Густаву Густавовичу Шпет-ту (латыш)... Покойный Л.М. Лопатин называл его “лужёной глоткой”. Ему секундировал Александр Владиславович Кубицкий, примкнувший к большевикам из эсеров, человек, научно столь же бесплодный, как и Шпетт, и, кажется, не менее его злобно-циничный (поляк).

К философскому институту были причислены кроме них Франк, Бердяев и целое гнездо партийных меньшевиков и большевиков (экономических материалистов). Был причислен и я. В первом же заседании разыгрался характерный эпизод. Обсуждалась под председательством Шпетта программа занятий, мирно и корректно. Кому-то понадобилась редкая философская книга, unicum, имевшийся в библиотеке эмигрировавшего С.Н. Булгакова. А между тем целый ряд профессорских библиотек был захвачен большевиками и распределён среди своих членов. Так, ученик Озерова, “финансист” Боголепов (армянин) присвоил себе библиотеку своего учителя; Рязанов-Гольдендах захватил библиотеку Булгакова, кто-то ещё присвоил себе библиотеку Новгородцева и т.д. И вот, когда упомянули об этой редкой книге, то меньшевичка госпожа Аксельрод заявила: “Да эта книга имеется в библиотеке Рязанова”. Тогда с нашей стороны последовала реплика: “То есть - в библиотеке Булгакова”. Они все сконфузились и некоторые из них густо покраснели. Шпетг не сразу нашёлся, как замять щекотливое дело, а мы наслаждались возникшей паузой — сидя перед пойманными с поличным революционными “приобретателями”»^.