Читать «Токеа и Белая Роза» онлайн - страница 20

Чарльз Силсфилд

Индейцы встали одновременно и точно таким же образом. Со стороны могло показаться, что они вырастали из земли.

Вождь направился к хижине, отличавшейся от прочих не только величиной, но и наличием дверей и окон. Переступив порог, он закрыл за собой дверь.

Помещение состояло из двух небольших комнат, разделенных ковровым занавесом. Пол и стены были покрыты циновками. Вдоль стен тянулись низкие скамьи, им с помощью пышных охапок меха и постеленных циновок было придано сходство с диванами. У одной из стен стоял длинный стол, сколоченный грубовато и без затей. Над ним висели американский карабин и двуствольный штуцер прекрасной работы, а также — нарезное охотничье ружье. У противоположной стены сложено в ряд традиционное вооружение индейцев: колчаны из оленей и крокодиловой кожи, луки, боевые ножи и томагавки. Посредине лежала довольно вместительная, испещренная богатой инкрустацией сумка. Формой она напоминала ягдташ, а выделкой — вампум и, вероятно, служила для хранения священных атрибутов и снадобий вождя. Как известно, подобные вещи переходят у индейцев от отца к сыну. Это символ власти, внушающий подданным благоговейный страх, подобно скипетрам, тиарам и коронам духовных и светских владык европейских народов.

Между тем сумерки очень быстро сменились полной темнотой, в это время и возникли на пороге две стройные фигурки.

— Мои дочери где-то пропадали, — не поднимая головы, произнес мико.

— Они собирали виноград, который так любит отец, — ответила Канонда.

Она взяла плошку, наполнила ее гроздьями и поставила на стол. Поставила и два других блюда: с вяленой олениной и жареными зернами маиса. Затем из глиняного кувшина налила в кубок какой-то напиток и протянула старику. Тот сделал глоток, отрезал себе несколько кусков мяса и взял горсть маиса. Весь ужин занял столь же мало времени, как и приготовления к нему. Канонда тут же убрала со стола.

— А мои дети не голодны? — спросил он у дочерей.

— Они уже наелись винограда.

— Пусть так.

Девушка приблизилась к нему и, скрестив на груди руки, упала на колени. Он положил свои ладони ей на плечи, словно благословил ее. И тут она что-то залепетала, слов невозможно было разобрать, казалось, что откуда-то издалека доносится прерывистая мелодия свирели. Но вот заговорила она громче, внятнее, чередуя резкие энергичные интонации племени с мягкой своей женственной речью. Это вдохновенная импровизация так захватила отца, что он начал невольно подпевать ей гортанным голосом.

— Отчего, — выпевала Канонда, — печален взгляд мико окони? Отчего скорбь изменила его лицо? Далеки могилы отцов, но Великий Дух всегда близок. Облака, плывущие в небе, защищают голову мико, скрывают от кровожадных взоров врагов, пока не восстанет он в справедливом гневе…

И Канонда, дав волю грустной, по-дикарски наивной фантазии, пела хвалу подвигам вождя на войне и охоте, поминала его победы и ранения в битвах с ирокезами и бледнолицыми, его поход за Большую реку, превозносила детскую чистоту его помыслов, благородную тоску по могилам отцов, заклинала Великого Духа избавить тропу вождя от терний.