Читать «Корона, Огонь и Медные Крылья» онлайн - страница 260

Максим Андреевич Далин

Сама Нут шепнула мне, когда я стоял на карнизе, вцепившись в упругие стволы горного плюща, и пытался выкашлять яд, сжигавший грудь изнутри: «Тхарайя, ты не умрёшь — потому что твоё время ещё не пришло. Твоя жизнь понадобится потом». Она говорила правду: и я, и мои соколы дышали горным ветром — и мало-помалу приходили в себя.

Каждый из нас, чутьём аглийе, которое всегда нас вело, почувствовал минуту, которой всё кончилось. Горы только что были полны злом — и вдруг тьма спалась туманом под солнцем и пропала. Это напоминало гул гонга у дворцовых ворот — «Час пробил!» — и сразу стало ясно: мы прекращаем воевать, нечисть убралась в свои подземные убежища и ждёт, время собирать дрова для погребального костра.

Керим никому ничего не указывал. Мы знали.

Ветви горного можжевельника, чей дым горек, как тяжёлая память. Сосновые поленья, которые горят жарким огнём, и на которых, подобно неожиданной страсти, вскипает смола. Священная рябина, чьи ягоды — бусы в ожерелье Нут. Шепчущая ива — вечная плакальщица — и ядовитый олеандр, цветущий прекраснее, чем грешная любовь…

Всё это принесли на широкий карниз у самого склона Демонова Трона — и там, на горном карнизе, Нут звонко рассмеялась и заплакала.

Я пощадил Антония и поверил ему — Антоний спас мою жену и единственное бесценное дитя. Осунувшаяся, похудевшая и более родная, чем когда-либо, Яблоня взяла холодными влажными пальцами моё сердце — я решил, что оно у неё и останется.

Она всё рассказала. Я потерял отца. Я потерял госпожу Бальш, бабушку, заменившую мать. Я потерял друзей детства. Я потерял старшую жену, боевого товарища, обузу, долг — злую, холодную, самоотверженную Молнию. Это было нестерпимо много, но я отвёл от сердца клинок тоски, обрадовавшись до экстаза — тому, что пути Нут вывели из тьмы мою возлюбленную с сыном.

Я мог бы потерять абсолютно всё — но на костях Нут, брошенных для меня, снова выпали две шестёрки.

Когда Антоний бесцеремонно разглядывал слёзы на лице моей женщины, мне стоило большого труда не воткнуть в его горло ядовитый шип. Я с трудом взял себя в руки: северный варвар, грубый и бесстыдный, полупленник, полусоюзник — надо отдать ему справедливость, клятва исполнена.

Пожалуй, он имеет некое право смотреть на спасённую им жизнь.

Я не мог благодарить — у меня перед глазами старуха из приморского городка ласкала могилу «послушных девочек». Но я собрался с духом, чтобы отпустить Антония с миром.

Тогда-то узы судьбы и затянулись петлёй.

Я, в какой-то мере, был готов к тому, что любой шаман может взвалить любую ответственность на себя. Северный молодой шаман, что бы он о себе ни думал, был Белый Пёс из Белых Псов — готовый воевать со злом в любом из миров, на любом берегу. Я был только совершенно не готов к тому, что северянин решит жертвовать собой ради своего царевича, как Керим, будь у него возможность, пожертвовал бы собой ради меня. Эта отвратительная война, очевидно, резала душу шамана на части; я чуял его злость, усталость, сломленную гордость, разбитые надежды — и всё равно он был готов защищать и спасать, как подобает Белому Псу…