Читать «Когда погаснет лампада» онлайн - страница 82

Глава 8

Вот и пришел конец лесной безмятежности, мягкой душистой тишине полтавских сосновых рощ.

В столице ждала Вениамина осень, холодные утренники, опавшие листья на тротуарах и трамвайных путях, дворники с метлами и лихорадочный темп большого города. Ждал институт с его лекциями и семинарами, учебниками и лабораториями. Но Вениамин не жаловался. Он любил студенческую жизнь и искренне желал с головой окунуться в учебу. Если есть в этом мире ненормальные, готовые благословлять хедер прежних времен, и ремень меламеда, и субботу с ее пирогами… — если есть такие люди под солнцем, то, скорее всего, народ Книги вырастил их.

Но в первый вечер после приезда еще одолевали Вениамина воспоминания о Гадяче. С закрытыми глазами лежал он на своей железной койке в комнате номер 224 студенческого общежития, лежал и грезил наяву. Невелика была комната номер 224, невелика и скудно обставлена: шкаф для посуды, книг и вещей, стол, два стула и две кровати — вторая койка предназначалась для Соломона.

Закрыв глаза, Вениамин перебирал в памяти все, что удалось ему обрести этим летом. Он познакомился с компанией стариков — каждый там по-своему интересен. У дряхлого резника реб Довида «есть еще Бог на небесах», Берл Левитин занят высокой политикой, Хаим-Яков, винодел, печется о благе детей, а профессор Эйдельман поглощен работой и кашлем. А есть еще и чернявый кладбищенский габай, еврейский монах, в уединении штибла сражающийся с темными силами ситра ахра и хранящий как зеницу ока Негасимый огонь светильника.

Что еще? Еще девушки — каждая со своими достоинствами, своим характером и своими выкрутасами. Жесткая сердцем Лида Эйдельман, играющая Шопена, — Вениамин уже почти не вспоминает свое неудачное объяснение с этой девушкой. Другие, жгучие ночи начисто заслонили собой тот досадный эпизод; теперь его мыслями безраздельно владеет Рахиль Фейгина.

Ох уж эти печальные воспоминания о днях смятения и заблуждений!

С закрытыми глазами лежит Вениамин на железной койке студенческого общежития. А вот предстает перед ним Песя Фейгина, еврейская мать. Тень скромной святости лежит на ее морщинистом лице. Среди бушующих волн жизни стоит она, всеми силами слабых своих рук стараясь прикрыть, защитить семью и детей; прикрыть, приласкать, утешить, прижать к сердцу.

Занятия начались; уже на следующий день Вениамин сидел на скамье в аудитории института, слушая лекцию профессора. Понемногу учеба завладела всеми его помыслами, и яркие образы Гадяча поблекли, растворились в институтских буднях.

Соломон довольно долго не приезжал, отсиживался в Гадяче, залечивая отметины, которые оставила любовь на его голове и ногах. Но все проходит — к концу сентября вернулся в столицу и он, с залеченной макушкой, здоровой ногой и черной дырой на месте двух передних зубов. Шумно ворвался в комнату, а с ним — изрядное количество свертков, увязанных заботливыми руками старой Песи. Вот сидят два друга за столом в комнате номер 224, пробуют вкусные гостинцы из благословенного Гадяча. Соломон отвечает на вопросы. Нет, Берман и Голда пока еще ходят вокруг да около, но желанный результат, по всей видимости, близок. Берл Левитин с женой уехали в Харьков. Рахиль шлет Вениамину большой привет. Тамарка пошла в четвертый класс. Городской рынок опустел, и цены упали. По вечерам дома собираются старики — резник реб Довид, Арон Гинцбург, Шломо Шапиро. Иногда выпивают — всё, как обычно. И понемножку, полегоньку стареют.