Читать «Колючая роза» онлайн - страница 55

Николай Хайтов

— Шагай да помалкивай!

Только одну поблажку мне дал: разрешил два слова попу написать, что я в тюрьме.

В тюрьме-то мне раньше бывать не приходилось, и думал я, что это бог весть какая страсть, а оно вроде и не так страшно мне показалось. Людей там много, люди всякие, хлеб как хлеб, еда как еда, сидишь себе за решеткой и отдыхаешь. В карты не умел я играть — научили меня два жулика, которые со мной в камере сидели. Смекалистые люди оказались, и деньжонки у них водились, так что свою порцию они мне отдавали, а себе харчи прикупали на стороне. Спросили меня, за что я в тюрьму угодил — ну рассказал я, за что да как.

— Василев, — говорю, — меня бы спас, да я обмишурился, подписал, так уж ничего не поделаешь…

Жулики мои переглядываются и посмеиваются.

— Чему это, — говорю, — вы смеетесь?

— А тому, что мозги у тебя куриные, — отвечает один — Арменко его звали, сам из себя жилистый, лицо дубленое и шибко смешливый. Все зубы скалил, так они у него наружу и торчали. — Ты, — говорит, — не понимаешь разве, что Ничев, Василев и следователь — одна бражка? Следователь таких лопухов, как ты, к Василеву отсылает, Василев — к Ничеву. Сначала залог с тебя сдерут, потом в окружном суде оберут, в третий раз — при апелляции, в четвертый — при кассации, пока не останешься ты гол как сокол. Мы, — говорит, — жулики, но мы только карманы у людей обчищаем, а эта разбойничья шайка обдирает вчистую, последнюю рубаху с тебя сымет! Им десятки или сотни мало, им тыщи подавай. Нас как поймают, так засудят, а этих и не ловят, и не судят, наоборот, они шуруют, а дурачки вроде тебя шапку перед ними ломают… На первую удочку ты случайно не попался. Смотри, — говорит мне Арменко, — на вторую не попадись, когда они тебя начнут вызволять… Скажи им, что сам будешь защищаться. А мы уж тебя научим.

Как они сказали, так оно и вышло. На третий день вызвали меня на свидание. Гляжу — Василев.

— Прислал меня, — говорит, — Ничев тебя спасать! Вот доверенность — подпиши, чтобы я мог свою роль исполнять! Подвели тебя, — говорит, — под самую страшную статью, и положение у тебя аховое. Слава богу, что судья — наш, демократ, уж как-нибудь расстараемся, чтоб тебя выручить. Подпиши!

— Не буду, — говорю, — подписывать! Нет у меня денег. Сам защищаться буду!

Был Василев в очках, так вторые нацепил, чтобы получше меня разглядеть.

— Ты что, — кричит, — спятил? Хоть жену и детишек пожалей!

— Пускай у следователя этот грех на душе будет, господин Василев! Прощевайте!

Повернулся к нему, значит, спиной и иду к моим мазурикам:

— Учите теперь, что в суде отвечать!

— Расскажи мне, — говорит Арменко, — всю историю от корки до корки!

Начал я рассказывать. Как дошел до телеграмм, он меня останавливает:

— Ты имя и фамилие подписывал или одно фамилие?

— Фамилие, — говорю, — Панайотов!

— Все?

— Все! Что, у меня денег куры не клюют, еще и имя писать?

— А в вашем селе другие Панайотовы есть?

— С десяток, не меньше. Церковь у нас — пресвятой богородицы, по-гречески — нанайцы, и потому у нас Панайотовых пруд пруди.

— Вернешься в село, — говорит Арменко, — не забудь свечу поставить пресвятой панаице, через нее тебе спасение выйдет. Приведут тебя в суд, попроси приложить для доказательства список избирателей. Пускай дознаются, кто из десяти или пятнадцати Панайотовых телеграмму подписывал… Лишь бы, — говорит, — почерк не сверяли.