Читать «Колючая роза» онлайн - страница 50
Николай Хайтов
Подъезжаем мы к постоялому двору. Все, значит, сошло как нельзя лучше.
— Отправляйся домой, покорми скотину и приходи в корчму, вместе поужинаем, одному мне ужинать неохота, — говорит мне Али.
Ну, пошел я домой, мулов в хлев поставил, жене велел ужинать да спать ложиться, а сам на постоялый двор воротился. Окна светятся, шум, гам, народу — пропасть… Говорю я Али:
— Не ходи в корчму, Ибрям! Принесу тебе из дому брынзы да хлеба, вкусней поешь, чем в корчме.
Да что! Как об стенку горох! Он в корчму, а я за ним. Внутри — жара, дымище! Мясо жарится. Волынка играет. Песни орут — не поверишь, что в страдную нору (а дело было в самую молотьбу) столько народу может сидеть в корчме, пировать… А по какой причине? Кабана охотники убили, мясо жарят, пьют да едят, а Друлю из Левочева им на волынке играет. Ну, известное дело, зеваки сбежались поглядеть.
Сели мы в уголок, Али себе фасоли с вяленым мясом заказал, стал ужинать. А вокруг песни орут… Все, какие есть, перепели… Али ест, а сам на певцов поглядывает. И вдруг кто-то — уж кто, не помню — крикнул музыканту:
— А ну, Друлю, давай про Руфинку!
Заиграл тот песню про Руфинку, заиграл и запел. Буруштила стал вторить ему, за ним еще трое-четверо, а потом подхватили все хором. Потолок заходил ходуном, окна зазвенели, как бубен. Корчмарь в бутылку вино наливал, бутылка уже полная, а он знай себе льет, не видит. Мясо на углях пригорело, а люди стоят, не шелохнутся, боятся песню спугнуть.
Али отставил тарелку. Поднял стакан — и пить не пьет и обратно не ставит. Сжимает его, пальцы аж посинели, а лицо каменное! Только за ухом синяя жила бьется. Чем дальше песня, тем жила чаще бьется, а глаза горят, смотрят — не видят.
Почуял я: чему-то быть, но пока уразумел чему, Али вскочил на ноги, точно ветром его подняло! Подошел к певцам и запел во весь голос:
Все вокруг замерли и онемели. Только Друлю продолжал играть.
— Вина! — крикнул Али. — Всем по бутылке!
Захлопотал корчмарь, зазвенели бутылки, взлетели пробки, а Али поет и поет. Он поет, Друлю играет, а люди слушают и то на певца глядят, то меж собой переглядываются.
Понял я, что дело не к добру оборачивается, и пошел домой. А пришел — моя жена уже прослышала, что Ибрям-Али в селе. Лег я спать, а что-то свербит внутри: «Поди скажи ему, что узнали его! Поди спаси его!»
Поднялся я, опять в корчму пошел. Жена не пускала, так пришлось цыкнуть, чтоб крику не поднимала. Протолкался я к нему, шепчу на ухо:
— Узнали тебя!
А он:
— Просит душа песни, и буду петь! Коли кому охота схватить меня, пусть сунется. — И ко рту мне бутылку приставляет: — Пей! — А корчмарю велит: — Выкатывай бочонок вина, я плачу́! А дверь — на запор!
Что потом было — все у меня как в тумане. Пели, пили, под конец все под столами очутились, вдрызг пьяные, Уж светало, когда Али заплатил корчмарю и встал:
