Читать «Белые воды» онлайн - страница 523

— Вот вы говорили, — с налитой жесткостью сказал Новосельцев, — как отбывали срок в колонии… Но вы же туда не одна пожаловали? Надеюсь, у пароходчика Злоказова была семья? Где, к примеру, ваша мать? Знаете?

Вопрос вызвал в ней знакомое Новосельцеву по давним годам нетерпеливое движение, но слабое, оно будто тоже оказалось приглушенным, задавленным. Пожалуй, только он подметил это движение, зная, что свойство это Вероника унаследовала от матери — на буйный, взрывной характер мужа, что она впрямую связывала с издержками сословного, купеческого происхождения, она отвечала удивительной, гордой выдержкой, и лишь в особых случаях накал ее чувств окружающие замечали именно по нетерпеливому, но строго-сдержанному движению: вся резко выпрямлялась, спружинивалась и словно бы каменела и удалялась в свои покои. Вероника теперь тоже напряглась под ватной телогрейкой, но как-то бессильно, без чувства собственного достоинства, и опять у Новосельцева защемило, запекло под сердцем.

— Мать? — переспросила та как бы без особых эмоций, ровно. — Да, мать была… Была! — И вдруг встрепенулась с внезапной настороженностью, тоской, будто разом чего-то испугавшись, закрутила головой, повязанной заношенным полушалком, большой и неповоротливой, и вдруг громко закричала: — Похоронили! Закопали ее!

Закатив глаза, она стала сползать со стула, зубы ее застучали, она затряслась, будто в лихорадке. Ни Шестопалов, ни Новосельцев не успели опомниться — она сползла на пол, на ковровую дорожку, билась глухо головой, конвульсивно вздергивалось тело, кирзовые сапоги стучали по полу, белая пена, перекипая, клубилась на губах.

— Дежурного, и… в медсанчасть! — сквозь стиснутые зубы проронил Новосельцев и, содрогаясь раз за разом, тяжело пошел из кабинета Шестопалова.

3

Дверь, должно быть, резко рванули, после бесцеремонно захлопнули: сотрясся как бы вздернутый пол, морозная волна уже на излете достигла сюда, во вторую комнату, опахнула знобисто.

— Што за паскуда там у тебя? Партизанский разведчик? Фискал?

— Черт его знает, шеф! Молчить, подлюка.

— Заговорит! — в стылой сиплости отозвался первый голос — Што ль, злости поубавилось, поиссяк порох у тебя, Петро Рудяк? Иль память поотшибло, — вместе по «малинам» кантовались!..

— Так не в том справа, шеф! То и злость, што повтикали сволочи, одного тока зацепили, остальные будто сквозь землю, падлы, провалились. Чудно, шеф! И того генерала Бриттена…

— Не нашей голове болеть, Рудяк! Пусть болит у штурмфюрера Шварцнагеля, — ворон мене б ловил! А за эту птицу, считай, обершефу подмазать придется всему нашему отделению, группе. Перепадет и тебе! — Грохнул отодвигаемый стул, после скрипнул — вошедший, верно, сел. — Ты с морозу, Рудяк, ну-ка, давай!

— Это счас, счас, шеф!

Зазвякала глухо посуда, забулькала выливаемая в стакан жидкость. Ковано процокали по дощатому полу сапоги.

— Шеф, а знать, сила в их есть, коль бьются с немцем да вон Бриттена шито-крыто слизали?

— Ну, ты! — Должно, успев выпить, но еще в сдавленности торопясь, вытолкнул, будто икнул, хрипло-жесткий голос. — Он же, поди, слышит твою брехню, Рудяк!