Читать «Мерцание золота» онлайн - страница 72

— Блестит, — кивнул я. — Только теперь и стала понятна истинная цена золотишка.

— Она всегда была понятна, — строго сказал Косенчук. — Хочешь, я скажу Вепсову, чтобы он отпустил тебя со мной?

— Не надо.

Я посмотрел в окно. Червонным золотом сверкали на солнце листья клена. Еще одна осень дохнула на нас холодом. Сколько их тебе отмерено, человек?

— Уже не так много, как хотелось бы, — спрятал книгу в дорогой портфель Косенчук. — Ну, я пошел.

— Давай.

Сборник повестей Василя Быкова вышел в начале февраля. До этого я позвонил Быкову во Франкфурт.

— Повести? — удивился он. — Меня в Москве давно не издавали.

— А в Минске?

— В Минске издают, но только в оппозиционных издательствах. Государственные делают вид, что меня нет.

До Франкфурта Василь Владимирович жил в Хельсинки. Существовала какая-то система грантов, позволявшая некоторым писателям два года жить в одной из европейских стран. Через два года, правда, приходилось возвращаться на родину. Но бывали исключения, как в случае с Быковым. Из Хельсинки во Франкфурт он уехал по персональному приглашению городского магистрата.

— Хорошо, когда ты известен за границей и тебя может пригласить магистрат, — сказал я.

Быков промолчал.

— Через недельку-другую приедем во Франкфурт, привезем несколько пачек книг и гонорар, — добавил я.

— А кто с тобой приедет? — встревожился Быков.

— Составитель книги, по фамилии Косенчук. Это он финансировал издание «Батальона».

— Ты его знаешь?

— Вместе на литературных курсах учились.

— Ладно, приедешь — звони. Во Франкфурте есть где остановиться?

— Найдем, — сказал я.

Отчего-то я был уверен, что жить буду не в худшей из гостиниц города.

Так оно и случилось.

— Вылетаешь двенадцатого февраля, — сказал мне по телефону Валерий. — Билет уже куплен, визу тоже оформили. Но несколько дней тебе придется пожить без меня.

— Почему? — удивился я.

— Дела, — туманно объяснил Валерий. — Во Франкфурте ты берешь такси и едешь в гостиницу «Савой». Номер заказан.

Знание немецкого языка у меня было специфическое: «хальт», «хенде хох», «аусвайс», «матка, яйко, млеко, шнапс». Еще у меня в Минске остался приятель по кличке Цурюк, то есть назад. Это было его любимое слово — «цурюк».

«Как-нибудь объяснюсь, — подумал я. — Все-таки в школе и университете английский учил. А этот язык во всем мире знают, не говоря уж о финансовой столице Европы».

С этой сомнительной мыслью я и сел в самолет. Взлетали мы в жуткую пургу. По взлетной полосе гуляла поземка, низкие тучи едва не волочились по земле.

«Как они летают в такую погоду?» — думал я, пялясь в слепой иллюминатор.

Я был автолюбитель и твердо знал, что ехать надо по дороге, которую видно в окно. Здесь не было видно ничего. Однако «боинг» уверенно пробил пелену облаков, засияло солнце. На душе стало спокойнее.

А Франкфурт и вовсе встретил настоящей весной. На газонах зеленела густая трава, люди на улицах были одеты в легкие куртки. Деревья в окрестных лесах, правда, были еще голые.

«Хоть это как у нас, — подумал я. — Еще бы снежку маленько подсыпать, да медведя с балалайкой, да мужика в шапке-ушанке…»