Читать «А.С. Пушкин. Полное собрание сочинений в 10 томах. Том 2» онлайн - страница 2

«Мне вас не жаль, года весны моей...»

Мне вас не жаль, года весны моей, Протекшие в мечтах любви напрасной, Мне вас не жаль, о таинства ночей, Воспетые цевницей сладострастной; Мне вас не жаль, неверные друзья, Венки пиров и чаши круговые — Мне вас не жаль, изменницы младые,— Задумчивый, забав чуждаюсь я. Но где же вы, минуты умиленья, Младых надежд, сердечной тишины? Где прежний жар и слезы вдохновенья? Придите вновь, года моей весны!

«Я видел Азии бесплодные пределы...»

Я видел Азии бесплодные пределы, Кавказа дальный край, долины обгорелы, Жилище дикое черкесских табунов, Подкумка знойный брег, пустынные вершины, Обвитые венцом летучим облаков, И закубанские равнины! Ужасный край чудес!.. там жаркие ручьи Кипят в утесах раскаленных, Благословенные струи! Надежда верная болезнью изнуренных. Мой взор встречал близ дивных берегов Увядших юношей, отступников пиров, На муки тайные Кипридой осужденных, И юных ратников на ранних костылях, И хилых стариков в печальных сединах.

«Аптеку позабудь ты для венков лавровых...»

Аптеку позабудь ты для венков лавровых И не мори больных, но усыпляй здоровых.

Дочери Карагеоргия

Гроза луны, свободы воин, Покрытый кровию святой, Чудесный твой отец, преступник и герой, И ужаса людей, и славы был достоин. Тебя, младенца, он ласкал На пламенной груди рукой окровавленной; Твоей игрушкой был кинжал, Братоубийством изощренный... Как часто, возбудив свирепой мести жар, Он, молча, над твоей невинной колыбелью Убийства нового обдумывал удар И лепет твой внимал, и не был чужд веселью! Таков был: сумрачный, ужасный до конца. Но ты, прекрасная, ты бурный век отца Смиренной жизнию пред небом искупила: С могилы грозной к небесам Она, как сладкий фимиам, Как чистая любви молитва, восходила.

К портрету Вяземского

Судьба свои дары явить желала в нем, В счастливом баловне соединив ошибкой Богатство, знатный род с возвышенным умом И простодушие с язвительной улыбкой.

Черная шаль

Гляжу как безумный на черную шаль, И хладную душу терзает печаль. Когда легковерен и молод я был, Младую гречанку я страстно любил. Прелестная дева ласкала меня; Но скоро я дожил до черного дня. Однажды я созвал веселых гостей; Ко мне постучался презренный еврей. «С тобою пируют (шепнул он) друзья; Тебе ж изменила гречанка твоя». Я дал ему злата и проклял его И верного позвал раба моего. Мы вышли; я мчался на быстром коне; И кроткая жалость молчала во мне. Едва я завидел гречанки порог, Глаза потемнели, я весь изнемог... В покой отдаленный вхожу я один... Неверную деву лобзал армянин. Не взвидел я света; булат загремел... Прервать поцелуя злодей не успел. Безглавое тело я долго топтал, И молча на деву, бледнея, взирал. Я помню моленья... текущую кровь... Погибла гречанка, погибла любовь! С главы ее мертвой сняв черную шаль, Отер я безмолвно кровавую сталь. Мой раб, как настала вечерняя мгла, В дунайские волны их бросил тела. С тех пор не целую прелестных очей, С тех пор я не знаю веселых ночей. Гляжу как безумный на черную шаль, И хладную душу терзает печаль.