Читать «Пэчворк. После прочтения сжечь» онлайн - страница 46

Инга Кузнецова

(а вот когда выхожу)

Те, с песьими головами, сидят по углам подпорченного сумерками бумажного листа, будто ковра, теребят свои кафтаны и сюртуки, не обращая внимания на проносящуюся над ними камеру, и я понимаю, что она – все, что осталось от меня, – вполне невидима, и хорошо, что я могу быстро и безнаказанно двигаться.

Каких пород эти песьи, не знаю. Гладкошерстные, пегие, рыжеватые, деловитые; то возятся с мелкими канцтоварами, то обтекаемыми конечностями хватаются за толстые бумажные края. А на чем этот лист с загибающимися углами держится, неизвестно. Стоило подумать об этом, камера шмякается, врезается в лист, проходит сквозь него, оставляя быстро затягивающуюся дырку, и что было на листе, прочесть невозможно – но это человеческий почерк, резко увеличившиеся чернильные петли, а по ту сторону листа наступает серое и разреженное, предпустота, и я пока ничего про нее не могу сказать.

(я хочу)

Я хочу застрелиться из водного пистолета. Он у меня есть.

Уровень 27

(камень)

Я бреду куда-то прочь. В жирной тьме, разбавленной струями дождя под колпаками света, пожилая женщина в оранжевом жилете сметает мусор, выуживая его кончиками прутьев из трещин и неровностей асфальта. Огромная метла настолько мокра, что выделяется чернотой даже в темноте. Подробностей дороги не видно, но женщина, среди луж и проезжающих иногда иномарок, упорно гладит и ерошит асфальт, гладит и ерошит, как будто это что-то меняет вокруг, как будто от этого зависит что-то важное, какая-то неназываемая расстановка сил. Дождь становится беспощадней, но старая дочь Сизифа, одинокий, абсурдный борец с энтропией, не бросает своего тщательного занятия. Проходя мимо, пригнув голову, я, пристыженная, неловко отвешиваю поклон.

(к черту литературу)

Д. (догнав и обхватив): «Вернись».

«Оставь!»

«Хватит детского сада!»

«Что ты хочешь от меня?»

«Ты с нами».

«Я никто и нигде!»

«Но ты с нами?»

«С тобой или с ним?»

«Это сейчас не важно».

«Все важно».

«Тогда иди и смотри».

«Не могу, я…»

Резко отрывает меня от асфальта («тараканы в твоей голове – это просто какие-то динозавры»), пробегает переулок до конца, на улице кафешек ставит на ноги, на всякий случай стиснув предплечье. Распахивает нашу дверь, подталкивает перед собой, улыбаясь барменам – мол, у девчонки алкогольная истерика, с кем не бывает.

«Отпусти, будут синяки».

«На женские предплечья, помеченные страстными синяками, смотрят с отстраненным уважением».

Подчиняюсь, удивившись фразе.

(петрушка)

Музыканты жарят вполне предсказуемый постпанк. Все самое важное Неандерталец (сейчас он в толпе других) уже произнес – а мы, увы, пропустили конкретику. Публика разгорячена. Мимо центрального столика я прохожу, закрыв глаза. Д. плюхает меня на стул со своей курткой (чувствую ее спиной). Д. улыбается:

– «Глотать разочарования» – это такая убедительная метафора. Она еще довольно выпуклая, не совсем стерлась. Ужинать картошкой пополам с разочарованиями. Перекусить бутербродом с разочарованиями. Мелкая петрушка разочарований. Покрошить в салат.

Знал бы он, как я далека от этого. От еды, от петрушки, от комфорта и от борьбы с ним, от иллюзий, от разочарований, от безопасности и от увлечения опасностью. Даже от мышления – в строгом смысле. От поиска какой бы то ни было значимости. От поиска каких бы то ни было дивидендов. Дивидендов от чего бы то ни было. Я уже по ту сторону всего этого.