Читать «Пэчворк. После прочтения сжечь» онлайн - страница 45
Инга Кузнецова
Не мог бы. Но что-то внутри него говорит приблизительно так:
«Мне тоже больно чувствовать свою неопределенность, риск быть кем-то, риск вранья. Больно мерцать по краям видимого тела, быть человеком с телом, например, с почками, подведенными гриппом; соответствовать ожиданиям зеркала и скрывать свое неверие в себя видимого – этот разлад как-то неприлично затянулся, с подросткового возраста – хотя все-таки были перерывы; выходя из дома, создавать довольно убедительный образ себя – чисто интеллектуальным усилием.
Сколько можно волочиться с этим устало?
Как-то нечестно быть в траченном молью театральном костюме цвета пудры и прикидываться при этом искренним и голым; а без него слишком неустойчиво, слишком страшно, и бунтуешь от того, что настолько видишь все зазоры, и тебя охватывает злость – на кого и на что? На себя, но ты так и не договорился с собой, что считать собой.
А если почки болят, значит, ты – почки. А если бездна единичности осознается, значит, ты – единица, а вернее, бездна.
И скорее хвататься за другое, других, в которых ты хочешь верить, хотя ты догадываешься, что они тоже себя обманывают, но ты не выживешь, если они не обманут тебя».
Мой телефон в сумке вибрирует. Я осознаю это не сразу.
Это эсэмэска от Кати. Ее мать сдержала обещание. Текст состоит из трогательных аллегорических фигур, но знаки препинания на месте: «Я должна сказать вам об этом. То занятие было моим последним. Надеюсь, у вас все хорошо. Не волнуйтесь за меня. Счастья вам, Удачи и, конечно же, Любви.
P. S. Надеюсь, мы с вами еще когда-нибудь встретимся. …Пожалуйста, не Забывайте меня. С Любовью, Катя».
Я беру зазубренный столовый нож и пилю палец, чтобы меня не кромсало там, где – в материалистическом смысле – ничего нет. Четыре алых бисерины с интервалами в полмиллиметра.
«Что ты делаешь?» (Д.) Бьет по руке ребром ладони, железяка тупо падает на деревяшку. Сжимает запястье, пытаясь одной рукой распаковать антибактериальные салфетки.
Внутри гулкой тишины, случившейся сразу, я краем глаза вижу, как старик встает, набрасывает на плечо рюкзачную лямку и направляется ко мне. Задержка реальности была короткой, шум, работа вилками, приглушенный смех и звук электрогитары, и мысль оратора – возобновляются. Вот он уже надо мной.
– Неужели вам не ясно, что со времен неандертальцев ничего не изменилось? И наибольшие риски по-прежнему сопряжены не с преступлениями [ «против режима» – читаю я не произнесенное вслух]? А я вас поздравляю! Сегодня праздник принципиальных внутренних разногласий и противоречий. В просторечии День шизофреника, – и выходит из помещения.
– Я сейчас! – бросаю я Д., выкрутившись из мебельных баррикад, и выбегаю следом, как будто хочу что-то уточнить (может быть, и удрать).
Я бегу по лестницам вверх, и слышу тяжелые шаги Д. за собой. Но, легковесно взлетая, я опережаю его на целый пролет, и благодарна туфлям за то, что не успевают свалиться.
