Читать «Бес искусства. Невероятная история одного арт-проекта» онлайн - страница 103

Андрей Дмитриевич Степанов

– А сам-то кто? Гопоты понавез, своей у нас мало, чё ли?

– Клоуны понаехали!

– Вредители!

– Симулякры!

– Не ругайся!

– Сам рот закрой!

– Тише, товарищи! – охладил пыл собравшихся Редька. – Спасибо, Анна Санна. А теперь давайте послушаем нашего дорогого гостя, товарища Пороховца.

Знаменитый поэт не спеша прошел в президиум, взгромоздился на трибуну и вынул из внутреннего кармана пиджака лист бумаги.

– «Культур-Бирон», – провозгласил он и начал читать нараспев:

Нет, товарищ, нельзя нам уйти от борьбы,От борьбы нам уйти не пристало.Протяни свою руку к обрезку трубы —Сковырни упыря с пьедестала. Нам, товарищ, с тобою отныне невмочьЖить вполсилы, бороться вполсилы,Чтоб расчистить дерьмо, чтобы горю помочь —Ухватись на навозные вилы. Идет-грядет Культур-Бирон,И если ты смолчишь,Построит он арт-черкизонНа косточках твоих. Ты, рабочий, с художником встанешь в ряды,Журналиста обнимешь, как брата,И посланнику антинародной звездыСтанет пакостить тяжеловато. Видишь, друг, как полощется знамя борьбы?Слышишь – ширится многоголосье?Ты носатому черту, что мы не рабы,Докажи кулаком в переносье. И твердо помни, автохтон:Пока народ молчит,Ползет, ползет Культур-Бирон —И лапками сучит.

На последних словах поэт голосом изобразил, как именно передвигается чуждый народу элемент. Зал слушал завороженно. Стихотворение продолжалось довольно долго и состояло в основном из призывов к сопротивлению вперемежку с попытками напугать аудиторию. Заканчивалось оно так:

Умрем – не пустим вибрион!Вали в Москву, Культур-Бирон!

Дочитав, товарищ Пороховец аккуратно сложил листок, сунул его в карман и с прежним мрачным видом, не отвечая на аплодисменты, не кланяясь и не глядя на публику, направился к выходу.

– Куда это он? – пронеслось по залу. – А умирать кто будет?

– Да некогда ему умирать. У него в пять на «Ухе» эфир. Прямо отсюда в Москву.

На трибуну стали один за другим подниматься ораторы.

– Мы, художники традиционной ориентации, решительно отметаем гей-выкрутасы заезжих субкультурщиков, – понеслось оттуда. – Все, что творят эти половые демократы – не искусство, а порнография духа. Как сказал бы Илья Ильич, Венеру писать – это тебе не в женскую баню подглядывать.

– А кстати, где Пухов?

– Обещал быть.

– Наверное, машина сломалась.

– Ну что, прекращаем прения? – поднялся Редька.

– Стойте, стойте! Я скажу!

К трибуне, опираясь на трость, шагал заслуженный пейзажист Сенокосов. Даже со спины было видно, как он кипит от возмущения.

– Нет, вы подумайте только! – крикнул он, вцепившись рукой в микрофон. – У нас изба завалилась, а мы что покупаем? Современное искусство! Дерьмо в коробочке! И насрано в коробочку не просто так! Насрано, чтобы показать свое отношение к зрителю и к нам с вами, товарищи. Они говорят: вы серые, вы не учились, вы ничего не понимаете. Ладно, пусть так. Пусть мы не понимаем. Но мы не дикари! Мы знаем, что нельзя гадить при всем народе!

– Нельзя, говоришь? – поднялся вдруг во втором ряду какой-то пожилой художник. – А как ты мне в семьдесят восьмом перед областной нагадил, забыл?