Читать «Бес искусства. Невероятная история одного арт-проекта» онлайн - страница 104

Андрей Дмитриевич Степанов

– Я? Тебе? Да ты что, Иван? Побойся бога!

– Граждане, обратите внимание: парторг бога вспомнил!

– Да что я тебе сделал?

– А кто у нас тогда в отборочной сидел? Не ты? А кто мою «Футурашу» парашей назвал?

Художники повскакивали с мест, и начался бедлам: все кричали, припоминая старые обиды и попутно требуя линчевать Синькина.

Сенокосов орал громче всех, отбросив трость и вцепившись в микрофон уже обеими руками. Затем крик вдруг резко оборвался, и собравшиеся услышали, как Сенокосов спросил тихо, упавшим голосом:

– Илья? Ты?

Все разом смолкли и обернулись. По проходу, кренясь набок, двигался сгорбленный старичок, в котором, лишь хорошо присмотревшись, можно было узнать Пухова: костюм густо измазан землей, а на лице отпечаталось глубочайшее страдание. Губы баталиста дрожали.

– Ильич, да что с тобой?!

Пухов встал перед трибуной лицом к залу, пожевал губами и ответил запинаясь:

– Меня по… по… погребли!

Постепенно из его бессвязных слов стала проясняться картина надругательства: арт-террористы закопали Илью Ильича по пояс в землю, а потом принялись вытягивать обратно, пристраиваясь в очередь и приговаривая, как в сказке:

– Тянем-потянем, вытянуть не можем!

Тянули до тех пор, пока последним, в роли мышки, не выступил сам черт – так Пухов называл теперь Синькина.

Уяснив, в чем дело, собрание вскипело:

– Хулиганство! Групповое! Шесть лет! Ильич, пиши заяву! Садись! Держи ручку! Пиши, диктую: «Зая-вление».

Пухов сел за стол президиума, утер слезы и написал «Зая…», но тут председатель Редька перегнулся к нему и выдернул бумагу. Собрание возмущенно загомонило:

– Ты что, с ними заодно?

– Продался!

– Шкура!

– Спокойно, товарищи! – возвысил голос Редька. – Не следует поддаваться эмоциям. Предлагаю не привлекать к этому делу органы и справиться своими силами. Если Илья Ильич напишет заявление, они подадут встречный иск о хулиганстве. Вы что, забыли, как кинули этого беса в озеро?

Художники притихли.

– Как быть-то, Андреич? – спросил после паузы Шаманов-Великанов.

– Будем бороться, Леша. Но только художественными средствами.

– Художественными, да?! – взвизгнул Пухов. – А ты в яме сидел? Тебя живым хо… хоронили?

– Ну Ильюшечка, ну родной, – принялась утешать его Анна Санна, – все же прошло, ведь откопали же тебя, миленький…

– Откопа-али! А ты видела, как они отка-апывали! Бабка за внучку, внучка за суч… за сучк…

Пухова душили рыдания.

– Эй, Илья, а ну взял себя в руки! – одернул его председатель. – Тебя же не до конца зарыли. Голова-то торчала. И говорила, небось, что думает.

– А-а-а, ты сам из них! – завизжал Пухов. – Ты сам скрытый террорист! И фамилия у тебя по… по… подозрительная!..

– Ну Ильюшечка, ну родной… – снова забормотала Анна Санна, прижимая его голову к груди.

– Что с человеком сделали, фашисты! – грохнул кулаком о стол молчавший все собрание Шашикашвили. – Их бы теперь вниз головой закопать!

– Может, попробуем еще раз с ними переговорить? – робко предложил кто-то.

– Да о чем с ними, с мауглями, разговаривать? – махнул рукой Редька. – Действовать теперь будем. Но повторяю: только в рамках закона. Доступными нам художественными средствами.