Читать «Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа. Том 2» онлайн - страница 311
Вячеслав Борисович Репин
Грушеголовый перестает жевать, пристально смотрит санитару в глаза и выплевывает песок. Затем хмурит брови, кривит физиономию в лукавой улыбке, складывает руки на груди, задирает локти и начинает раскачиваться из стороны в сторону, имитируя движения, которыми убаюкивают младенца. Жвачка и убаюкивание младенца — для него это одно и то же.
Санитар немо трясется от хохота. Обняв дегенерата за плечи, он шагает с ним по газону…
Наблюдая за ними, испытывал поразительное чувство, что, говоря на разных языках, они прекрасно понимают друг друга.
Кто же в таком случае я?.. Страшно подумать. Но нужно побороть себя! Обязательно нужно это перебороть…
У санитара на руках татуировка. У Леона была похожая. Стоило вспомнить о нем, и всё сжалось во мне в узел. Ничего, скоро увидимся…
Написал это и спохватился. А потом понял, что действительно в глубине души я жду этой встречи. И она не вызывает во мне страха. Скорее чувство облегчения и даже некоторого нетерпения. Когда Леон мне снится — в этих снах обычно присутствует что-то радостное, мы что-то вместе обсуждаем, вместе возимся на кухне. И у меня нет ни малейшего ощущения, что он совершил что-то подлое в отношении меня…
Изумительный день. Хотя трудно понять, пасмурный или солнечный. Ветер словно пастух, плетущийся где-то позади, отстав от стада, неспешно гонит облака в сторону побережья. Вокруг всё ходит ходуном, всё содрогается. От конвульсий, сотрясающих воздух, рябит в глазах.
Засыпая, думал о несметном количестве прелюбопытных вещей, но к утру всё вылетело из головы, или почти всё.
Поразительно, что для одних встреча с искусством выливается в настоящий недуг, заканчивается крахом и не сулит ничего, кроме разочарований (я лишь единичный случай). Для других же оно оказывается неисчерпаемым источником радости, превращается в новое жизненное измерение. Однажды открыв его для себя, уже невозможно жить без него, к тому же его невозможно приобрести никаким иным способом.
Искусство является одной из высших форм человеческой деятельности — от этого никуда не денешься. Но всё, что оно плодит, — это продукт людского сиротства, одиночества. А в высшем своем проявлении лучшее из художественных творений, созданных людьми, граничит еще и с крайней степенью отчаяния. Казалось бы! Творчество стоит того, чтобы быть сопоставленным с самим актом сотворения мира. Оно должно быть чем-то радостным, непроизвольным. Но увы! На деле это далеко не так.
Искусство разрушительно для тех, кто его боготворит (чаще всего это происходит по неосведомленности), ведь этот божок не терпит подобострастия. Благотворно же оно для тех, кто не ждет от него ничего сверхъестественного, кто воспринимает его как естественную жизненную среду, такую же естественную, как воздух, трава, небо, звезды…
Если видеть смысл жизни в ее усовершенствовании, то было бы невозможно принять идею смерти как таковую, — это подметил Л. Толстой, и как верно! Ведь совершенствование — это нечто такое, что не может обрываться. Всё то, что поддается совершенствованию, только видоизменяется, переходит в новую форму, и так до бесконечности. Непрерывность заложена в саму семантику этого понятия.
