Читать «Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа. Том 1» онлайн - страница 155

Когда ужин был подан, разговор стал растекаться во все стороны. Вельмонт рассказывала о каком-то давнем, аналогичном деле, которое вела годы назад и которое ей удалось завершить благополучно для своих клиентов. Петр догадывался, что эти отступления, углубление в профессиональную тематику, которые казались непривычными за столом, избавляют ее от необходимости говорить о себе. В свой бокал с вином Вельмонт подливала воды. Она не потребляла соли, хлеба, изъяснялась с какой-то необычной импульсивностью, особенно не роясь в словах. Что-то в ней озадачивало. В других обстоятельствах ее манеры наверное могли бы отталкивать.

— Я хотел вас, кстати, спросить, она действительно была художницей? — спросил Петр. — Ваша подзащитная.

— И неплохой. У меня дома есть ее работы. Некоторые очень даже ничего. Если вам интересно, покажу при случае… В следующее воскресенье… Приходите обедать. Придут знакомые. Приходите, буду рада… Заодно увидите.

— Домой к вам?

— В час дня. Так познакомитесь с людьми, которые занимаются сбором средств, пожертвований. А вообще знаете что… — Вельмонт смерила его новым оценивающим взглядом. — Если хотите, мы можем съездить в дом престарелых, туда, где она жила. Увидите всё собственными глазами. Я там бываю иногда. В следующий раз, когда соберусь, я вам позвоню. Это по дороге в Версаль. Для вас совсем рядом.

— Насчет моего взноса… Я бы предпочел это сделать просто, без знакомств, — сказал Петр.

— В воскресенье, во время обеда, никто об этом говорить не будет.

— В час дня? Я постараюсь, — пообещал он, зная заранее, что зря обещает.

От вечера, проведенного в обществе Вертягина, оставалось неприятное чувство. Помощь в благом начинании он предлагал из лучших побуждений, Вельмонт в этом не сомневалась. Но в данном случае этого казалось почему-то мало. Происходило какое-то недоразумение.

Непринужденность, заметная в каждом жесте и слове Вертягина, отдавала, как ни крути, тяжеловатой, неприятной самоуверенностью. Талант рядить надменность в невозмутимость говорил об умении владеть собой, ситуацией, и в этом искусстве Вертягин явно преуспел, как никто. Дистанция же, которой он отгораживался от собеседника, умело добиваясь того, чтобы стена в отношениях не очень бросалась в глаза и больше походила на уважительную сдержанность, чем на равнодушие, порождала у последнего иллюзорное ощущение, что с ним говорят на одном языке, и вместе с тем отрезвляла, возвращала к пониманию, что откровениям здесь не место, — эта дистанция была разновидностью всё того же жанра, ловким приемом, который позволял брать другого как есть, голыми руками. Вертягин принуждал собеседника говорить не то, что он думает или хочет сказать. При этом он еще и делал вид, что способен пренебречь правилами хорошего тона как чем-то условным, без чего люди равные, говорящие на одном языке, могут якобы обходиться. В то время как все эти условности для людей его сорта составляли саму суть их жизни в обществе, являлись для них кодексом. Он вил из собеседника веревки. Во всяком случае, сам в этом верил…