Читать «Принц инкогнито» онлайн - страница 97

Антон Владимирович Понизовский

Когда тебя увозили, а ты, задерживая врачей, сжимала мою руку и говорила про тётю Розиту и Ленинград, я внимательно слушал, уткнувшись невидящим взглядом в пол, в хлопья пыли у плинтуса — и приметил в пыли зажигалку.

Оставшись один, я её подобрал и засунул вот в этот кармашек моих штанов цвета гёльз, она влезла тютелька в тютельку… И напрочь забыл.

Однажды, когда я стоял на четвереньках (здесь, в надзорной палате), мне стало неловко — вернее, я осознал, что мне постоянно что-то мешает, упирается мне в ногу, в бедро… Ах, как я был рад найти — словно весточку от тебя.

Получается, у меня в матрасе спрятаны целых два сокровища, две пирокластические торпеды: твоя зажигалка — и шпилька.

В тот день, когда меня привезли, был врачебный обход. Я лежал, нехорошо себя чувствовал после укола. В палату вошли Тамара Михайловна, Ирма Ивановна и за ними кто-то из санитаров. Или третьим был Дживан Грантович. Тамара Михайловна что-то сказала, не помню, что именно, но мне почудилось, что голос, тембр голоса похож на твой. И причёска напоминала твою, почти такие же чёрные и тяжёлые волосы. Тамара Михайловна наклонилась ко мне и, продолжая что-то говорить Ирме Ивановне, взяла меня за руку, чтобы посчитать пульс. Пальцы у неё были тёплые, крепкие. Я не смотрел на неё, но боковым зрением видел, как она поправляет прядь. Меня мельком, легко, почти невесомо что-то задело, и через несколько дней я обнаружил в своей постели заколку! Точно такую же, как у тебя — может быть, чуть поменьше, — такие же волнистые усики с шишечками на концах.

И розетка здесь есть. Когда шёл ремонт, нам открыли уборную медперсонала. Там даже можно было посмотреться в зеркало: его, правда, быстро убрали, но после ремонта снова повесили. Я сразу же обратил внимание на розетку под зеркалом. Из двух этих чёрных отверстий потягивал сквознячок. Ещё не до конца понимая природу этого сквозняка, я ощущал, как сильней и сильней тянет из каждой прорехи, из прощелины между потолком и стеной, из разреза обоев, из чёрного зева раковины — я чуял как бы лазейки, бреши… Даже когда я мысленно переносился на борт «Цесаревича», мой взгляд притягивали отдраенные до блеска латунные прорези в палубе, так называемые шпигаты, меня как будто засасывало в эти прорези, располосовывало на ленты, на струны, мне было трудно дышать, жарко и тесно в одежде, шершаво, мучительно, невыносимо, я перевернулся со скрипом, просунул руку во влажноватое ватное волокно и вытащил зажигалку.

Придерживаясь за край кровати, я перевалился, опустил ноги на пол. Встал. Стараясь не задевать соседние койки, протиснулся к подоконнику. Вслушался. Все дышали спокойно. Я поднёс зажигалку к нижнему ребру подоконника, щёлкнул.

Пламени не было. То, что выцедила из себя зажигалка, я не смог бы назвать огненным язычком — это была бисеринка огня, икринка. Как странно, подумал я, зажигалка казалась такой увесистой, и в ней что-то плескалось… Но едва эта бусинка прикоснулась к ребру подоконника, я ощутил упоительный запах… Дома под краской был бетон — а здесь дерево. В отличие от бетона, дерево пахло… так в детстве пахли пистоны, дым от пистонов, когда ты подарила мне пистолет, я страшно гордился, но во дворе «ма́льцы» сломали пистолет в первый же день… На краске вылупился собственный, автономный огненный пузырёк. Подоконник совсем чуть-чуть, но горел!