Читать «Русский ураган. Гибель маркёра Кутузова» онлайн - страница 198

После обильных излияний чувств, после всех слез и радостей долгожданной встречи из сумок стали выплывать на свет Божий различные банки и баночки с яствами — огурчики, помидорчики, капустка, картошечка вареная, грибы жареные в сметане, икра кабачковая, только что приготовленная, салат оливье, а главное — президент, тушенный в овощной подливе.

— Я их так и называю, — говорил Емельян Иванович, — кандидат в президенты и основной соперник. И в конце концов, кто из них у меня на выборах побеждает, тот и становится президентом. И приносит присягу на плахе под топором. Принес присягу — чик! — и на общипку. Вот этот президент был белый в крапинку, высокий. Но куры его не любили. Я его называл Явлинским. И надо же так, что едва только он был полностью потушен, является Колька Лисик и говорит: «Только вы не волнуйтесь, сын ваш приехал, его избили, и он теперь в больнице, но ничего страшного, только сотрясение мозга, а дочь моя при нем…»

Дмитрий Емельянович дальше ничего не слышал, потому что трехлитровая банка с тушеным петухом была откупорена, раздался взрыв запаха, и изголодавшийся блудный сын полез рукой в горло банки извлекать ногу свежеприготовленного президента. Он хотел в двух словах объявить всем, что не ел четверо суток, аж с того рокового завтрака в вагоне-ресторане, но рот его уже наполнился вкуснейшей петушатиной, и поздно было что-то объяснять.

Тем временем все уже пили за его день рожденья, за его возвращенье, за его спасенье и здоровье. И только он вкушал давно мечтаемую трезвость, потому что с сотрясением мозга принимать спиртное категорически воспрещается.

Поев не так уж много, Дмитрий Емельянович быстро ослаб и отупел. Он лежал и виновато всем улыбался, пока не уснул. Проснувшись вскоре, увидел только Веру Сергеевну, тихо сидящую у его постели.

— А где все остальные? — спросил он.

— Да приходил какой-то хлюст, раскричался, что мы тут устроили цыганский табор, и всех, кроме меня, прогнал. Они к нам теперь отправились дальше праздновать.

— А поесть там осталось? — жадно спросил он, испытывая новый прилив голода.

— Конечно, сыночек! Чего тебе? Грибков? Петушатинки?

— Давай, мать, еще кусок президента!

На сей раз он съел гораздо больше и не ослаб до такого отупения, а стал рассказывать матери, как его ограбили в поезде, как он шел несколько дней пешком от Тихозера… А когда опять проснулся, уже был вечер. На сей раз вместо матери рядом с ним оказался отец, и Дмитрий Емельянович расплакался — ведь все последнее время он привык ощущать себя гонимым и никому не нужным.

— Ну ничего… — утешал его Емельян Иванович. — Это нервное. Пройдет. Ты надолго к нам-то, Митюш?

— Надолго, пап. Навсегда.

— Да ты что? — не знал, радоваться или огорчаться, отец. — Ты что, в Москве задолжал сильно? Прятаться приехал?

— Да нет, пап, не бойся. К счастью, я там никому не нужен, никто там и не вспомнит обо мне. Дай-ка мне грибков теперь!

Он ел грибы, вспоминая, как шел по лесам и ему некуда было рвать попадающиеся в изобилии подосиновики, белые и подберезовики.