Читать «Петру Великому покорствует Персида» онлайн - страница 8

Руфин Руфинович Гордин

Кремль был невелик, но основателен и грозен. Белокаменные стены его поднялись на шесть сажен при более чем двухсаженной толщине — поди-ка разрушь. Бойницы глядели грозно: и сверху и снизу — ради подошвенного бою. В стенах были проложены ходы и камеры для припаса. Башни глядели во все стороны света, и были они по-богатырски мощны, с вышками дозорными — поди подступись! Рвы? Вовсе неприступны были они: матушка-Волга да её малый сын Кутум...

Артемий Петрович не понапрасну обмолвился про смутные времена. Смута была кругом, ненадёжными мнились племена, подавшиеся под руку России, и иные, враждебные, коих было немало. Время от времени их набеги разбивались о Кремлёвские стены, оставляя следы. Свой след оставили бунты разинцев да стрельцов — протёкший век вовсе не был мирен. Да и два землетрясения не прошли бесследно.

Воссев в губернаторское кресло, Артемий Петрович первым делом озаботился о починивании кремля, его стен и башен. Вскоре и материал отыскался. Невдалеке от Астрахани некогда располагалась столица Золотой Орды именем Сарай-Бату. Строена она была из добротного кирпича, хоть было ему не менее пяти веков. Объезжая пределы губернии, Волынский наехал на Сарай-Бату, облазил его вдоль и поперёк, самолично испытал ордынский кирпич на прочность и, убедившись в его крепости, приказал снарядить обозы для доставки кирпича в Астрахань.

Дело подвигалось медленно, а зимою и вовсе замирало. Губернатор был молод — на тридцать третьем году, — а потому нетерпелив, поначалу ярился, топал ногами, бивал по щекам... Что толку. Таской да лаской, однако, мало-помалу добился своего, понял: каким конь уродился, таким и век свой трудился. Более не возьмёшь того, что у него есть.

В нынешний, 1722-й, Артемий Петрович вошёл настороженный: глаза государя глядели в его сторону, то было явно. Он это более чувствовал, прямых же доказательств тому было мало. Может, и пронесёт, кто знает. Намёки были в письмах Петра Павловича, благодетель, по обыкновению, выражался туманно, ибо был привержен к высокому слогу. Пронесёт не пронесёт, а дыры заделать надобно загодя и действовать неупустительно, кабы врасплох не попасть. Дыр же было много, а кирпича припасено мало. Мало и лесу, суда прохудились, текли, работного люда, как он ни старался, не прибывало...

Эти мысли постепенно стеснили то доброе расположение духа, которое навеяло на него благодатное утро. Артемий Петрович кликнул воеводу, буркнул:

   — Обхода делать не буду. Ныне не до того: письменных дел много. Гляди в оба, в Крымской башне плотникам задай работу. Завтра догляжу и, ежели что, взыщу.

   — Не сумлевайся, ваша милость, исполним, — протолкнул воевода сквозь заиндевелые усы.

Артемий Петрович махнул рукой. Недовольство, вызванное более всего бесчинием по окончании молебствия, разрасталось. Так и не разгладились морщины на челе — трудно отходил...

Кабинет губернатора был по чину велик и гулок. Стоял в нём длинный стол морёного дуба, крытый, как водится, зелёным сукном казённого цвета, на нем две чернильницы, оловянный стакан с очиненными гусиными перьями, торчавшими словно хвост птицы, пухлые книги в коже: Библия, Месяцеслов, Требник, остальные потоньше, сочинения исторические и географические. Вдоль стола — дюжина стульев. Был ещё поставец для посуды, масляная лампа голландской работы и светцы на длинных железных ногах. По чину полагалось бы Артемию Петровичу и губернаторское кресло: массивное, с высокой спинкою и гербом. Но он довольствовался прочным дубовым стулом с мягкой спинкой и мягким же сиденьем.