Читать «Петру Великому покорствует Персида» онлайн - страница 51

Руфин Руфинович Гордин

   — Кто таков? Чего надобно?

Узнав, что перед ним важная персона, он тотчас изменил тон на искательный:

   — Сей момент доложу барину.

Ворота распахнулись, санки въехали во двор, наезженный и изрядно покрытый конскими яблоками, из чего Волынский заключил, что его благодетель весьма либерален со своей дворней.

Артемий Петрович передал вожжи конюшему. В прихожей с него сняли шубу, и он по узкой лестнице поднялся в апартаменты вице-канцлера. Шафиров уже катился ему навстречу. Он ещё больше располнел с момента их последней встречи и стал вполне шарообразен.

   — Рад, рад, голубчик, видеть тебя благополучным, — возгласил он, раскрывая объятия и заключая в них Волынского. — Ведал о твоём приезде, но доклад государю прежде всех визитов. Слышал, слышал, да: хорошо тебя принял. Ты ноне яко центр будущей кампании, с тебя посему большой спрос будет. Приготовься. Государь требует дела, а государыня — лести. Подольстись к ней непременно: ты ведь зван на завтрашний бал?

   — Зван, Пётр Павлович. И по сей причине в великое смущение введён.

   — Отчего же так? Это, милый мой, честь: сам государь обязал.

   — Да я-то ничего, я-то с превеликою радостью. Форма не соответствует.

   — Ну, это, друг мой, совершеннейшие пустяки; для губернатора астраханского надлежащая форма сыщется.

   — Ах, дражайший Пётр Павлович, иное меня смущает более всего: ведь государь, узнав, что я холост, возымел желание женить меня.

   — На ком же?

   — Откуда я знаю. Не смел спросить. Впрочем, может, это его величество изволил шутить.

   — Нет, милейший: наш государь очень любит сочетать браком любезных ему людей. Стало быть, ты любезен. Поздравляю. Гордись и безропотно надевай хомут.

   — Но я вовсе не хочу жениться! — с отчаянием выкрикнул Артемий Петрович.

   — Попал ты яко кур в ощип, — покачал головой Шафиров. — Видно, чёрт дёргал тебя за язык, когда ты признался, что холост.

   — Да я вовсе и не думал; государь сам осведомился. Не мог же я солгать.

   — Бывает ложь во спасение, — назидательно заметил Шафиров. — Придумал бы что-нибудь; обручён-де уже, состоялась помолвка, переменялись кольцами...

   — Не нашёлся, — со вздохом отвечал Волынский. — Сильно заробел.

   — Да, я тебя понимаю: государь наш таков, что пред ним невольно заробеешь, каков ты храбрец ни есть. Я и то вот каждый раз, как пред ним отвечать приходится, невольно в некую робость впадаю. Хотя ведь ты знаешь: доселе пребываю в милости у нашего повелителя, изволит со мною часто советоваться по делам дипломатическим и иным. Притом минуя близкого ему человека — канцлера, что в великую досаду его ввергает. — И Шафиров хихикнул.

   — Слух прошёл, что вашу милость государь желает видеть канцлером.

   — То слух досужий. — И Шафиров шумно вздохнул. — Головкин в родстве с его величеством, а я-то весьма уязвим. Так что выше мне никак не подняться. Обречён всегда вторым быти, — грустно закончил Пётр Павлович.

   — Со второго меньше спросу.

   — Э, нет: первый-то славу стяжает, а второй за всё отвечает. Первый — день, а второй — тень, — выговорил Шафиров, как видно, заранее заготовленное. — Ну да ладно, сейчас важней всего твоя докука. Невест на Москве много, Преображенское же от них просто стонет: царицы, царевны, великие княжны... Иные вдовеют, иные невестятся. Коли государь взялся тебя женить, то, верно, уж не на захудалой какой-нибудь. И не на молодице...