Читать «Петру Великому покорствует Персида» онлайн - страница 25

Руфин Руфинович Гордин

Войны ему, новопровозглашённому императору всероссийскому, слава Всевышнему, никто не объявлял. События последних лет подняли Россию на Марсов щит. Европа глядела на неё с уважением и некоторой опаскою. Сила! Вдобавок царь Пётр был непредсказуем. Нет, сумасбродом его никто из владык европейских не осмеливался назвать. Но смел, смел, дерзок до крайности. Провозгласил просвещение на манер европейский целью своей политики...

Всё это прекрасно. Но азиатчина, азиатчина, дремучесть во глубине государства. Досягнёт ли туда, справится ли неугомонный восточный деспот — рассуждали меж собою властители и философы Запада. Им виделось это утопией в духе Томаса Мора или другого Томаса — Фомы Кампанеллы, двух сумасбродов, не лишённых, впрочем, фантазии.

Сейчас предстояло преодолеть более тысячи вёрст зимних пространств. Места все знаемые. Приказал сделать привал возле Плещеева озера. Некогда, в своём беспокойном юношестве, плавал он здесь на ботике, получая неизъяснимое наслаждение. Здесь зародилась его страсть к воде, к невиданному ещё морю, к судам и судовождению.

Ныне его стараниями Россия стала морской державой, сотни, тысячи судов полощут парусами, бороздят моря и реки. Ботик стал их прародителем.

С ним был неизменный Алексей Макаров. Он был по сердцу Петру: ненавязчив, толков, исполнителен, памятлив — о чём ни спроси, всё помнил.

   — Помнишь? — сорвалось у Петра, когда они топтались на берегу.

   — Никак нет, — ответствовал Макаров. — Однако хоть и не помню, но ведаю: отселе началась наша слава морская.

Озеро лежало в снегах. Оно было похоже на огромную белую чашу, на которую в беспорядке были набросаны чёрные птицы и кое-где чёрные люди. И те и другие копошились у прорубей.

   — Ловят, — односложно бросил Пётр.

   — Добывают воду и пропитание.

   — Монастырские небось. Смердов не допущают.

   — Ваша правда, государь.

   — Ну всё, хватит. Поехали, — приказал Пётр.

И обоз — поистине царский — тронулся, набирая скорость. Замыкали его возки с припасом. Пётр, как бы между прочим, осведомился:

   — Станок токарный исправен ли?

   — Вестимо, государь, — ответил Макаров.

   — То-то, — ухмыльнулся Пётр. — Главная моя утеха. Не токмо руки, но и голова просит.

   — Токарня на Петровском заводе под неусыпным присмотром содержится, — заметил Макаров.

   — Знаю. Этот, однако, поновей будет. Амстердамский. — А в хоромах на марциальных водах тоже токарня была. — И Пётр подозрительно покосился на Макарова. — Цела ли?

   — Ах, государь милостивый, неужли ваш покорный слуга не позаботился и о том и о сём. И о том, что утешно, и о том, что удобно, и о том, что здравию способствует. Загодя отправил двух верных людей навести порядок и исправность в тех местах, где ваше величество изволит и останов сделать, и пребывать на лечении.

   — Слуга верный, — умилённо пробормотал Пётр и чмокнул Макарова в лоб. То был обычный знак, или, лучше сказать, награда. За преданность и угодность. Благодарность либо отличие, нечасто достававшиеся ближним людям.