Читать «Тревожный звон славы» онлайн - страница 59

Дугин Лев Исидорович

Нева потемнела, вздулась и чем-то злобно грозила. Порывы ветра поднимали, несли, крутили обрывки бумаги и комья мусора и конского помёта, древесную щепу и мраморную крошку от строящегося Исаакиевского собора, и шквалы, всё усиливаясь, били в морды лошадей, заставляя их тревожно прядать ушами и фыркать, а извозчиков — глубоко надвигать и крепко держать шляпы.

Лёвушка не утруждал себя пешими прогулками. Кликнув ближайшего ваньку, он развалился в коляске, умело закурил на ветру и, пуская стремительно уносящиеся струйки, весело поглядывал по сторонам, радуясь даже дурной погоде. Деньги пока что были, и он подумывал с поступлением на службу сразу же снять отдельное от родителей жильё.

Сквозь опущенные или приподнятые окошки проезжающих карет можно было разглядеть хорошенькие личики. Это вдохновляло. Всё же поглощали мысли о брате. Как бы, наверное, хотелось тому сейчас, сидя в этой коляске, поглядывать на прохожих, кареты, дома, вывески магазинов и рестораций, слушать дробный топот лошадиных копыт и полной грудью вдыхать влажный запах моря... Но он, Лев Пушкин, здесь, в Петербурге, как бы продолжает знаменитого своего брата. Это сам Александр Пушкин покачивается в коляске и ловит на себе восхищенные взгляды.

Однако не все поручения были выполнены. Но рукопись он передал. И сегодня ареопаг у Жуковского должен был решить судьбу первой главы «Евгения Онегина».

Копыта глухо застучали по Аничкову мосту. Вот и дворец на углу Невского и набережной Фонтанки. Здесь с некоторых пор жил Жуковский.

Лёгкой походкой пересёк Лёвушка парадный двор, поглядывая на пышную лепнину, павильоны, трельяжи, беседки, скульптуры, и по довольно узкой и крутой лестнице поднялся на третий этаж жилого флигеля.

Но что это — все уже в сборе! Не хватало лишь Пушкина, то есть его, Лёвушки... Белозубо всем улыбаясь, не испытывая ни малейшего смущения, он пожал руки Дельвигу, Гнедичу, Плетнёву, Тургеневу и Жуковскому. Только Крылову он издали почтительно поклонился.

И опустился в кресло, ожидая вопросов, восторгов, восклицаний, охов и ахов, и в самом деле сразу же оказался в центре общего внимания. Его спрашивали — он звонкой, торопливой скороговоркой отвечал, захлёбываясь в потоке слов. Как выглядит его брат? Боже мой, вот так же, как он! Изменился ли за эти годы его брат? Боже мой, это он, Лёвушка, изменился — прежде был совершенным ребёнком! Скучает ли в деревне его брат? Что правда, то правда... И, заметив на зелёном сукне обширного письменного стола знакомую, его рукой переписанную рукопись, победно рассмеялся: что-нибудь это да значило! И — непоседа — вертелся, оглядывая кабинет.

Холостяк Жуковский, первый поэт, как наставник сына великого князя Николая, занимал во дворце удобные апартаменты. Кабинет был обширен, стены увешаны портретами, литографиями и картинами, блестящий пол устлан коврами, мебель — старинная, дворцовая — обита штофом, и, уютно деля кабинет, стояли шкафы, набитые книгами. Здесь были удобные уголки с круглыми столиками на резных ножках, рабочий стол, уставленный письменным прибором, стулья вокруг подставки с курительными трубками, а в центре ещё оставалось много свободного места.