Читать «Тревожный звон славы» онлайн - страница 61

Дельвиг, до этого лениво молчавший, неожиданно взорвался.

   — Он как малое дитя: ссорится, недоволен, брыкается... Да понимает ли он сам себя? Зачем ему в скучный, холодный Петербург? Чего недостаёт ему в деревне? Понимает ли он сам, что как никто ворочает сердцами русских? Я приеду и всё скажу ему...

   — Он спит и видит: ты наконец приехал! — поддакнул Лёвушка, который знал о брате решительно всё.

   — Приеду, вот соберусь и приеду!.. — Дельвиг, взволновавшись, с неожиданной прытью вскочил и начал бегать по кабинету, обгоняя тучного Тургенева.

   — А что делать с плутом Ольдекопом? — задал щекотливый вопрос Гнедич. — Нельзя так оставить. — Он очень прямо сидел на стуле рядом с мешковатым Крыловым и как будто обращался к нему. Оба служили в Публичной библиотеке, жили в соседних казённых квартирах, пользовались благодеяниями своего могущественного начальника Оленина, и так получалось, что день за днём, год за годом проводили вместе. — Надо же соблюсти интересы Пушкина, — настоятельно сказал Гнедич. — Не обратиться ли нам к самому Алексею Николаевичу Оленину?

Крылов утвердительно, но равнодушно кивнул массивной головой: дескать, отчего же, можно и обратиться.

Лёвушка во все глаза смотрел на этих совершенно непохожих людей. Гнедич, у которого чёрная повязка закрыла вытекший глаз, был чопорен и щепетильно аккуратен в наряде. У Крылова же нечёсаные волосы торчали махрами, сюртук был давно не чищен, а рубашка залита кофеем; он был стар, а выглядел ещё старше.

   — Ольдекоп, плутня, — тихим голосом сказал Плетнёв. — Пушкина грабят! Кто же за него заступится?

Но Лёвушка всех перебил.

   — Да знаете ли, — воскликнул он, — что есть ещё одна, совсем новая поэма?! — Он вскочил со своего места, и взгляды всех снова обратились на него.

Звонким голосом, очень похожим на голос брата, и в той манере, которую Лёвушка перенял у него, он прочитал от начала до конца новую поэму «Цыганы».

И снова голоса слились в гул:

   — Каково? Почему же не печатать? Он шагает как великан...

У Жуковского на лице появилось какое-то отрешённое выражение.

   — Поэзия для него спасение. Он не дарование, он гений! Первое место на русском Парнасе принадлежит ему. В поэзии его спасение, его счастье и всё вознаграждение для него!

   — Да, да! — Лёвушка сиял.

   — Поэзия, — тихим голосом продолжал Жуковский, — святые мечты земли о Боге... Мечтательный мир...

   — Но мой брат, — сказал Лёвушка, — слишком любит само земное!

   — Ты плохо понимаешь своего брата. Да, он земной, а что-то и от небес... — И сказав это, Жуковский будто отрешился от громких голосов вокруг. Сколько страданий в земной юдоли! Умерла та, которую он любил, — жена доктора Мойера. Давний его друг Александр Тургенев несчастлив, любя жену литератора Воейкова. Бывший лицеист Кюхельбекер, с которым он, собственно, едва знаком, раскрывает в письмах свою душу, грозя самоубийством. Даровитый Баратынский — жертва детского безрассудства — тоскует в Финляндии и тоже пишет ему. Всем нужно помочь. Но не к добрым ли деяниям призывает нас Бог?