Читать «Тревожный звон славы» онлайн - страница 54

Дугин Лев Исидорович

   — Арсения ко мне!

Раздались тяжёлые шага, и в дверях появился дворовый. Он был такой широкоплечий и рослый, что будто занял весь дверной проем и головой касался косяка.

   — Слушаю, барыня. — Он терпеливо ожидал повеления.

   — Арсений, поедешь в Псков. Отвезёшь письмо. Передашь лично в руки господина губернатора Адеркаса. — Прасковья Александровна отдавала приказания отрывистыми фразами. Арсений на каждое приказание кивал головой, показывая, что понял. — Вот и езжай, — продолжила Прасковья Александровна. — Да не вели закладывать в телегу сивого жеребца, у которого копыто сбито... Э, да ты перепутаешь, я сама распоряжусь.

Она вышла вслед за Арсением и в коридоре тихим голосом отдала другое приказание:

   — Повезёшь воз яблок на продажу, а насчёт письма скажешь, что никого не застал. Понял?

   — Как не понять, барыня, — сиплым шёпотом ответил Арсений и поклонился в пояс. — Служу вам уж какой год...

   — Ну иди, дурак...

В доме воцарилась тишина. Девицы сидели в своих комнатах и боялись высунуться. А что делал Пушкин в отведённой ему комнате? Ещё прежде заметил он в одном из библиотечных шкафов пухлый Коран. И теперь углубился в чтение.

X

Всю ночь, не в силах уснуть, листал он страницу за страницей суры мусульманского пророка, постигая смысл, дух и стремления чуждой религии, погружаясь в сладостную роскошь и благоухание удивительной восточной поэзии, и — о дар Господень! — вдруг ощутил себя верующим, в чалме, опустившимся на колени, простёршим руки к востоку, совершавшим по требовательному гласу с минарета благостный намаз для всемогущего Аллаха... И где-то, укрытые с ног до головы, робко таились стыдливые восточные жёны...

Ему всегда плохо спалось на новом месте. Пламя свечи бросало неровные отблески на непривычные вещи. В небольшом, заботливо обставленном кабинете Алексея Вульфа было тепло и уютно. В полутьме смутно вырисовывались сабли, скрещённые на стенном ковре, ломберный столик был подвинут к самому изголовью дивана, а камин в углу поблескивал изразцами.

«Книга Аль-Коран, аравлянина Магомета» — уже потрёпанная от времени, переведённая в конце прошлого века — вещала вечные истины библейским церковнославянским слогом. «Слог Аль-Корана везде прекрасен и текуч, паче же на местах, подражательных речениям пророческим и стихам библейским», — значилось в предисловии. О, как глубоки и просветлённы речения! Мухаммед, изгнанный, гонимый, в отчаянии и сомнении уже потерял надежду, но в месяц священный Рамадан явился в пещеру на горе Гор неподалёку от Медины вестник Аллаха, и принёс новые суры, и укрепил его дух, и возложил на пророка бремя и дар! Какой замысел — воссоздать величавую глубь и цветистые истины в подражаниях! И разве ему, как поэту, не вручён вещий пророческий дар? И разве великая миссия не утешает в судьбе и не воскрешает угасшие силы? «Клянуся лучезарностью солнечного восхода и темнотою ночи, что Господь твой не оставил тебя... Клянуся ветрами, разносящими прах по воздуху, облаками, полными дождей, кораблём, рассекающим волны морские, и всеми участниками благ земных...» О, тетради, тетради ему нужны, чтобы записать нарождающиеся строки!