Читать «Я дрался за Украину» онлайн - страница 107

Антон Василенко

После курсов меня направили в СБ — командиром подрайонной боевки. Боевка имела свою территорию — села Розжалов, Реклинец, Поздимир, Корчин, Радванцы, Воглов, Волсвин, Андреевка, Яструбичи, Селец. Центр был в селе Розжалов. Боевка состояла из семи человек, а я восьмой, командир. Но все вместе мы ходили редко — тех двоих послал в какое-нибудь село по связи, других двоих — еще куда-нибудь на задание. Время от времени собирались все вместе — наперед договаривались, где должны собраться. Иногда, когда нужно, посылал к хлопцам связного. Вооружены мы были неплохо — автоматами, десятизарядками, гранатами. Я имел немецкий «эм-пи».

Своих хлопцев я знал только по псевдо. По имени знаю одного, псевдо «Соловейко», звали Ярослав Шиба, а так никого не знал. Все мои ребята погибли в 1949 году в Яструбичах, в схроне, вместе с «Гефайстом». Их окружили, и они все застрелились.

А.И. — Какие задачи выполняла подрайонная боевка СБ? Кто ставил эти задачи перед Вами?

М.С. — У меня был руководитель — следователь СБ. Если мы где-то кого-то задержали, то вели к нему. А самой главной задачей была борьба с сексотами и с бандами. Вот, например, в селе никого нет. Пришли сотни УПА, заквартировали, а агенты подошли к лесу и начали стрельбу — вроде как враг идет. Делали такую провокацию, чтобы наши вышли из села. А наша задача раскрыть, кто они и что — где стреляли, кто стрелял? Мы должны были выйти туда, сделать засаду, встретить их, захватить и узнать, кто они. Да и то, сразу не брали, а сначала следили за ними.

Даже при немецкой оккупации к нам проникали советские агенты. Например, попал к нам один кагэбист. Летом 1943 года в селе Яструбичи создали самооборону, и много людей туда записалось. Вообще в Яструбичах было самое большое подразделение самообороны и собиралось больше всего сотен УПА в нашем крае. Так вот этот человек пришел по линии связи и возглавил самооборону в селе. Помню, он вышколенный был, натренированный, и при себе имел семь хлопцев — боевиков. Имел кожаную куртку, и как-то шли они на задание, ему жарко стало, говорит одному парню: «Дай мне поносить свою куртку, а я тебе свою кожанку». Поменялись куртками и пошли дальше. А тот парень кожанку надел, смотрит — там что-то есть. Залез под подкладку — советские документы! Но он не знал, что с этим делать, думал — может, это так надо. Да и боялся что-то сказать на командира! Но потом все-таки сказал мне. Я говорю: «Что?!» И сразу к «Гефайсту», тот говорит: «Будем брать его!» Он сидит в хате, ужинает, мои хлопцы зашли в хату, становятся возле него. А я стою на улице, смотрю в окно. Приходит «Гефайст», садится напротив, раз — и этот документ перед ним на стол. А тот — за кобуру! Хлопцы сразу — хвать! Скрутили его. И все — взяли его, повели. Еще ж надо узнать, с кем он связан — это уже старшие делали. Но знаете, советские агенты были такие спецы, что трудно у них что-то узнать.

А потом произошел еще один интересный случай. Русские партизаны, ковпаковцы, где-то человек тридцать с лишним, заехали в Яструбичи, а там как раз квартировала сотня УПА. Помню, что сотня была из восточных украинцев, все на конях. Перед этим ковпаковцы на конях проехали через Поздимир, очень быстро — мы не поняли, кто они такие. Я поехал за ними. Подъезжаю к Яструбичам, а там перед селом гора, потом долина, и село не видно. Слышу — в селе стрельба, и тут ковпаковцы отступают назад, из села. Случилось так, что они утром, когда только рассветало, подъехали к селу, а там стоял часовой от сотни, стал по ним стрелять. Они его убили, въезжают в село, кто из наших выскакивает из хат, по тем они стреляют. Но дальше наши уже увидели, что это враг, и как стали шпарить по ним! Ковпаковцы видят, что наших тут много, стали отступать назад. Из них всех где-то семь человек убежало, с пулеметом — спрятались возле церкви, за забором. А сотня стала обходить вокруг села, чтобы дорогу перекрыть. Когда ковпаковцы увидели, что их окружают, то стали прорываться. Я вижу — бежит конь с перебитой ногой, на нем их двое сидит, и на дороге лежат убитые ковпаковцы — тут, там. А наши стрельцы в кальсонах, с автоматами — как спали, так и пошли в атаку, по грязи. Семеро ковпаковцев все-таки вырвалось, но говорили, что не больше. Пулемет они бросили, и хлопцы забрали его в сотню. А один ковпаковец спрятался в сарае, под снопами. Вечером приходит в одну хату и говорит: «Слава Украине!» А у нас так не говорили, у нас говорили: «Слава Иисусу Христу». «Слава Украине» говорили только в сотнях, а среди людей такого не было. Люди сразу поняли, что это не наш человек. Он говорит: «Я бандеровец, отстал от своих. Где тут у вас есть бандеровцы?» А нас бандеровцами никто не называл, нас называли украинским партизанами. Хозяин хаты ему отвечает: «Не знаю, может где-то есть, надо с ними связаться». Тут же к нам побежала девушка, рассказала, и двое наших хлопцев пошли за ним. А он вышел из хаты, пошел по селу — когда проходил возле церкви, то комсомольский билет выбросил. Хлопцы его поймали, привели в сотню. Он попросился в сотню, и его взяли! Ну конечно, за ним следили, но взяли! Молодой парень, говорил по-украински, хотя не совсем чисто — русские слова вставлял. Но какая разница — воевал он честно. А уже потом как-то был бой с немцами, и его убили. Сотня переходила через поле, и ее в этот момент атаковали немцы. Нескольких стрельцов ранило, нескольких убило, и среди убитых был тот парень.