Читать «Я дрался за Украину» онлайн - страница 105

Антон Василенко

Внутри лагеря мы делали дорогу из камня — клали камни и засыпали их песком. Однажды мы работали и приводят человек десять евреев, один из них стал убегать, и к нам. Он бежал, а немцы по нему стреляли и таки попали — он где-то в двух метрах от меня упал на бок. Немец подошел, выстрелил ему в грудь, у него из спины струйка крови брызнула. А когда бежал один поляк, то его поймали, привели в лагерь, нас построили. Штаны с него сняли, положили его на землю, немец стал ему на плечи, а еще двое бьют его по жопе.

Весной людей из лагеря стали выводить на работу — приходилось идти пешком через город. Водили их в цех, где делали ботинки с деревянными подошвами. Тем, кого водили туда, коричневой краской мазали брюки, рукава и рисовали полосу через спину — если убежишь, то тебя будет видно издалека. Но нашу партию взяли и не успели помазать, только стали мазать, тут раз — команда выходить. Подходим к воротам, там бригадир: «Стать!» Стали. Он доложил немцу, столько человек, тот махнул: «Марш!» Оркестр играет марш, и мы выходим. Сходили на работу. Вернулся я в лагерь, вижу — уже все помазаны, скоро и меня будут мазать. Я подумал: «Буду бежать!» А мне Украинский вспомогательный комитет дал буханочку хлеба, я часть съел, а кусок остался. Отдал этот кусок хлеба одному знакомому мужику из Сокаля, говорю ему: «Возьмите хлеб, я буду бежать. Если я убегу, то наемся, а если убьют, то мне этот хлеб уже будет не нужен». В том цехе, где мы работали, все было огорожено, забор вокруг. Дождался обеда, все пошли в подвал на обед, а я зашел между досок, спрятался. Вижу — калитка открыта, и возле нее немец дремлет. Я вышел, номер на спине оторвал, а на груди — закрыл. И дальше улицами, улицами пошел в Дубляны, а оттуда пешком на Сокаль. Заходил в села, просил поесть. Кто давал, кто не давал, в одном селе даже пустили переночевать, но вообще люди боялись принимать. На второй день я добрался до Волсвина, там у родственников переночевал, а еще через день пришел в Поздимир.

Пришел домой и дома еще месяц лежал — не мог двигаться. Я был такой худой, измученный, что через щепку не мог переступить! Немного отошел, пришел снова в Сокаль, в школу. Секретарь увидел меня, спрашивает: «Ну что, выпустили тебя или сбежал? Будешь дальше в школу ходить?» Я сказал, что меня выпустили, и директор школы пошел к ландвирту поблагодарить, что меня освободили из лагеря! Я это увидел и уже боялся показываться. Еще когда я сидел в лагере, мой отец ходил в Сокаль, просил ландвирта за меня. Тот каждый раз говорил: «Я выпущу Вашего сына». А когда я сбежал, то он вызвал отца и спрашивал, есть ли я дома. Потом говорит: «Я проведу розыск, найду Вашего сына и пришлю Вам». Отец понял, что тот его обманывает, и больше ничего обо мне не говорил. А мне было некуда деваться — дома жить не мог, потому что меня искали, учиться не мог, потому что сразу арестовали бы. Ребята посоветовали идти на Волынь, в лес, в сотню УПА, и я решил идти. Мне сказали, куда идти, какая сотня, и из Сокаля по линии связи повели на Волынь. По линии связи водили таким образом — связная приводит тебя в село, там сидит еще какая-нибудь девушка или парень, тебя передают дальше, и так из села в село.