Читать «Стален» онлайн - страница 122
Юрий Васильевич Буйда
Вскоре после ужина она приняла снотворное и уже через десять минут спала мертвым сном.
Двери в ее спальню и в Карцер мы оставили открытыми.
Утром она ответила на мой поцелуй.
Наклоняясь к ней, я почувствовал странный, незнакомый, неприятный запах, исходивший от ее тела, и сердце мое сжалось от жалости.
После завтрака мы прогулялись по Тверской, посидели на бульваре и не торопясь вернулись домой.
Фрина так устала, что позволила себя раздеть.
Теперь она носила очки, зубные протезы и компрессионные чулки, иногда у нее из носа шла кровь. На ее ночном столике теснились пузырьки и баночки с аптечными наклейками, а еще всякие средства для ухода за кожей рук и лица. После обеда она принимала небольшую дозу снотворного, вечером – двойную.
Доктор Лифельд снова стал постоянным нашим гостем.
Обычно он приходил вечером и оставался на ужин, много ел и пил, но выглядел усталым.
Лифа переживал трудные времена: жена ушла к другому и втянула его в судебную тяжбу из-за раздела имущества, а дети, которых доктор всегда баловал и любил, встали на ее сторону…
– Король Лир, – сказал я, вспомнив о Брате Глаголе, который называл королем Лиром Льва Дмитриевича Топорова.
Лифа оживился.
– Незадолго до всех этих событий я перечитывал как раз эту пьесу и увидел ее новыми глазами. Ведь она о том, что бездна только и ждет, чтобы открыться нам при каждом шаге. В этом мире возможно все, и любой поступок может привести к бесконечному ряду последствий совершенно непредсказуемых и несоизмеримых с тем, что их вызвало. Король Лир – это человек, который не в состоянии предвидеть последствия своих поступков. Он не знает, что делает, впадая в страх перед безумием, а из этого страха рождается и само безумие. Эту безграничную открытость чему угодно при полной неспособности понять смысл собственных действий я бы назвал естественным апокалиптизмом…
И он поник, размышляя, видимо, об апокалиптизме гражданского законодательства вообще и Кодекса о браке и семье Российской Федерации в частности.
Фрина мало-помалу оживала.
Вскоре мы стали выходить на улицу после завтрака и перед ужином.
На прогулках днем нас сопровождала Алина, державшаяся поодаль, вечером – стеклянные ботинки.
В ноябре Фрина подобрала на улице старую болонку и, как мы ни отговаривали, оставила у себя, назвав Бланш.
Алина отмыла собаку, кое-как остригла и отвела к ветеринару, который обнаружил у Бланш множество болезней.
Собака с трудом ходила, скорее ползала, была прожорлива и ворчлива, но обожала Фрину до того, что мочилась на пол, едва завидев хозяйку. А вот на Алину она только рычала, хотя та ее кормила и выгуливала.
Изредка заезжал Топоров. Выпивал рюмку коньяку, шутил, но выглядел неважно.
Его люди завершили расследование нападения на дом Фрины, тщательно просеяв ее связи, перебрав всех друзей, знакомых и полузнакомых людей, но так и не нашли виновников преступления.
– Я давно привык не радоваться победам и не огорчаться проигрышам, – сказал он, – но отсутствие результата в этом деле меня угнетает… Боюсь, как бы безнаказанность не побудила их повторить попытку…