Читать «Поклонение волхвов» онлайн - страница 340

Все шли на шефский концерт.

Гога ловил саранчу и разглядывал. «Приятного аппетита!» – пожелал ему Николя. Гога посмотрел на него, в глазах выступили голодные слезы. «Потерпи, – положил ладонь Гоге на плечо, – после концерта накормят». – «Ага! Накормят! Как в госпитале…» В госпитале после концерта их не накормили.

Стояли жаркие, голодные дни. Отчим был в отъезде. Мама ходила получать его паек, вернулась довольная и приподнятая. Рассказала им, как раздала половину пайка голодным беспризорным детям, которые ее окружили. Ее собственные дети казались ей вполне сытыми.

Гостиница была маленькой, в зале уже сидели военные с потными и уставшими лицами. Лили Пинкисевич, некрасивая, но живая и остроумная, начала объявлять программу. Первым номером шел художественный свист в исполнении Толика Шевцова. Пианино в зале не было, для аккомпанемента он и притащил виолончель. Ференц Иванович снял кепку и положил на колени. Толик Шевцов облизал губы, готовя их для свиста. Исполнили «На сопках Манчжурии». Потом Толик просвистел «Темную ночь». «Молодец, свистун!» – кричали военные. На виолончель, как обычно, внимания не обратили, никто в его сторону даже не похлопал. Снова вышла Лили: «Артист Георгий Триярский!.. Виолончель – Николай Триярский!» Он привстал, не выпуская инструмента, и поклонился. На сцену, руки на поясе, выбежал Гога. На голове его болталась немецкая фуражка. Сделав зверское лицо, Гога оглядел публику. «Гляди, фриц выбежал!» – развеселилась в зале. Гога запел под виолончель:

Однажды в глубокой траншееФриц целую ночь просиделИ, вытянув длинную шею,Предсмертную песню запел:«Вот снова весна в ЗаполярьеС раздольного юга идетИ в мощном горячем дыханьеНам верную гибель несет».

Гога взмахнул руками и закружился, подражая «Умирающему лебедю», которого видел недавно в Музтеатре. Зал подхлопывал.

«Зачем я арийцем родился,Зачем я пошел в егеря?Напрасно в Россию стремился —Здесь смерть и могила моя».И песня замолкла внезапно,Когда ее фриц допевал:Советская девушка-снайперУбила его наповал!

Лили Пинкисевич, во взятой напрокат пилотке, прицелилась из воображаемого ружья и громко произнесла: «Ба-бах!»

Гога схватился за грудь и упал. Зал разразился аплодисментами.

Гога лежал неподвижно, раскинув руки.

Зал захлопал сильней. Гога не шевелился. Он был в голодном обмороке.

* * *

После концерта их накормили.

Они с Гогой были в центре внимания. Благодаря Гоге, конечно.

Как всегда, не поверили, что они братья.

Их вообще не принимали за братьев. Услышав, что у них разные отцы, быстро кивали: тогда все понятно.

Да, это было понятно. Николай Кириллович пошел лицом в своего отца, Гога – в своего. От матери оба унаследовали фигуру, гибкое, тонкокостное тело. Николай Кириллович – еще смуглый оттенок кожи и темноту волос. Гога был светлее, в Алексея Романовича.