Читать «Любимец Израиля. Повести веселеньких лет» онлайн - страница 64
Аркадий Лапидус
– Почувствуешь! – безразлично буркнула женщина в белом и выпроводила меня.
И я почувствовал!
В четыре утра я поспешно катапультировался с кровати и в энном месте по-чёрному вычистился.
Довольный и легкий как пёрышко, я двинулся к своей палате, но, не дойдя и половины пути, сделал гримасу и побежал обратно. Что-то вроде лекарственной холеры приключилось со мной, и через час в туалет меня носили на руках. Нет, не санитары, медсестры и врачи, а больные.
В частности, Юра и Фантомас, которого я начал называть Валерой.
Ещё через полтора часа выжатый до отказа организм отключил свой реактивный двигатель и подарил мне резкий упадок сил. Я почувствовал, что умираю…
Вдобавок ко всему, окружающая обстановка начала действовать отрицательно. То, что раньше вызывало жгучий интерес, теперь лишь раздражало и угнетало.
– Психи! Вокруг одни психи! – ударило в мозг, и глубокая депрессия чёрным облаком заклубилась по слабеющему телу.
– Сестра! – позвал я.
Никто не ответствовал.
– Сестра! – уже громче снова позвал я.
Тишина.
– Ох-хо-хох, – вздохнул Эстрин. – Тут тебе не лазарет. Юра, позови!
– Убива-ют! – истошно заорал Юра.
Тишина.
– Убива-а-ют! – уперев ноги в спинку кровати и ковыряя в носу, ещё истошней гаркнул Юра.
Тишина.
– Давайте все вместе! – поменяв пальцы и ноздрю, предложил Юра.
– Убива-а-а-а-а-ют! – словно «ура» запульсировало по отделению, и в палату ворвался разъярённый медбрат.
– Ты кричал? – процедил он сквозь зубы и сжал перед моим носом свой бандитский кулак.
– Нет! Мы! – сказал Юра и демонстративно показал свои, тоже чудовищной величины, сжатые пролетарские мозолистые ладони.
– Парню плохо, а другим способом вас не дозовёшься, сэ-эр! – дообъяснил Эстрин.
Пощупав пульс и убедившись, что я действительно кончаюсь, медбрат вызвал дежурного врача – единственного на всю огромнейшую психлечебницу.
Заспанная и сердитая тётя тоже пощупала пульс, смерила давление, и мне сделали внутривенное вливание.
Стало немного легче, но сердце продолжало биться до ужаса медленно. С каждым новым ударом я вместе с ним замирал и с сомнением ждал следующего…
Дальше события начали разворачиваться в темпе всё убыстряющегося аллегро.
Утро понедельника было, как всегда, хлопотным, и генеральная уборка вытрясла всех больных в коридор. Привычно покорно, и строго соблюдая диагностическую субординацию, они выстроились вдоль стен.
Призраки уголовной демократии витали и тут…
Лица… Ну что можно сказать? Некоторые даже лекарственно улыбались, а несколько клинических идиотов искренне и во всю ивановскую пускали от счастья пузыри, и слюна капала и капала…
Меня Юра и Валера вынесли вместе с кроватью.
Кубик Рубика, узрев мои ввалившиеся щёки, принёс печенюшку и приземлил ее на грудь.
Почин был тут же подхвачен.
Да ещё как!
Строй у стенок коридора нарушился! Как бы в пику чёрствости и махровому равнодушию медперсонала, больные выражали молчаливое сочувствие своему товарищу небольшими подношениями.
Скоро внушительная горка из конфет, печенья и других съедобных предметов, шурша, осыпалась на моей бедной и многострадальной груди.
