Читать «Сады небесных корней» онлайн - страница 59

— Какая же гадость! — Она задрожала. — А я ему верила! Лучшие годы ему отдала! Красоту! Непорочность! Подушку, вон, шью подлецу и мерзавцу! А он разбазаривает наследство! Каким-то цыганкам и ихним ребенкам! Ну, ты же припомнишь меня, мой голубчик! — Она закусила губу. — Ты припомнишь!

В библиотеке Альбиера мигом отыскала Сонник и, прижимая его к груди, спустилась вниз, в гостиную. В гостиной сидела неожиданная гостья — синьора Беррини, родная мамаша обманутой женщины.

— О мама! — сказала тогда Альбиера. — Мужчины бывают хоть сколько-нибудь порядочными или все негодяи?

— Все без исключенья, — ответила кротко синьора Беррини, откалывая с поседевших волос лиловую ленту. — Мигрень целый день. Где вы воду берете? В колодцах опасно. Ее, говорят, отравили евреи.

— Нам воду привозят. А я не слыхала про то, что евреи опять баламутят…

— Такое отродье. Не могут не гадить. Но наши им не уступают! Шпана отовсюду сбежалась: и с юга, и с севера. Одних сицилийцев, вон, — тьмы, тьмы и тьмы. Решили, что, если здесь все перемрут, одни они и уцелеют. А значит, дома, огороды, все мануфактуры и все предприятия достанутся им. Я сказала отцу: «Когда я умру, все сожги, утопи. Но чтобы им всем ничего не досталось!»

— А он?

— Согласился, конечно. Он — тряпка. Но я уверяю тебя, Альбиера, когда я помру, папа женится сразу. Сейчас уже вижу в глазах нетерпенье.

Синьора Беррини устало вздохнула.

— Тебя что-то гложет, дитя?

Альбиера закрыла руками лицо.

— От женщины низкого происхожденья у Пьеро ребенок.

— Подумаешь, невидаль! Я думаю, что половина Флоренции твои незаконные братья и сестры.

— Но стыд-то какой!

— Да какой же тут стыд? Одни предрассудки. Меня от стыда отучили в ночь свадьбы. Я тоже была тогда вроде тебя. А нас после ужина целая свора вела с прибаутками в спальню. Ух, culo sporco! (Грязные жопы! — итал.)

(Синьора Беррини сказала покрепче, но во избежание склок с цензурой я не привожу перевода на русский.)

— И что же? — спросила ее Альбиера.

— Сняла с меня нянька одежду.

— Как, всю?

— А ты как ложишься в кровать? В верхнем платье?

— А папочка?

— Папочка тоже разделся. И мы с ним легли. Я была полумертвая. Все смотрят, все скалятся, слюни висят! Cani pozzelenti! (Вонючие псы! — итал.)

Альбиера не стала расспрашивать, что было дальше. Воспитанная в католическом монастыре, она привыкла смотреть на родителей с боязливым уважением и теперь, когда родная мать так неожиданно разоткровенничалась с нею, чувствовала неловкость. Однако же то, что у Пьеро есть женщина, еще и с ребенком, ее сильно мучило. Она подошла и горящим лицом уткнулась в затылок синьоры Беррини.

— Поплачь. — И синьора Беррини вздохнула. — И слезы бывают полезны, котенок. Ты книжки читала там, в монастыре, да пела, да все музицировала. Отец говорил: «Это образованье! Мы дали ей все, что могли!» Вот болван! Он мне говорил: «Ты прочти ее письма! Ведь это талант, это литература!» Зачем нам, к собачьим чертям, вообще книжки? Теперь их кто только не пишет! С ума посходили несчастные бабы! Я давеча в библиотеку зашла. Смотрю: полка классики. И — одни бабы! Донцетти, Устиноцитетти и эта… Забыла. Такая носатая. Ну, вспомню, скажу.