Читать «Сады небесных корней» онлайн - страница 50

Ирина Лазаревна Муравьева

(дальше и до самого конца не читабельно)

Допев, он спрыгнул со стола и, не обращая на собравшихся никакого внимания, сел на землю, обхватил седую голову большими руками, на каждом пальце которых было по два и даже по три драгоценных кольца, и закачался из стороны в сторону.

— Опять подступило, — сказал добродушно какой-то растрепанный малый. — Сейчас он увидит ее. Точно так, как вчера.

— Вчера? Что же было вчера, mio caro amico? — обрадовался разговорчивый доктор.

— Жену он увидел. Она…

Вдруг парень схватился за горло.

— Ой, ой! — И он захлебнулся во рвоте. — Ой, я умираю!

Лицо его покрылось крупным потом, глаза выкатились наружу, лиловые жилы надулись на нежной ребяческой шее.

И тут Катерина решилась. Дернув за гриву Ефремушку и подобрав подол своего зеленого, с коричневыми оборками, платья, которое, почти не снимая, носила все время беременности, она растолкала людей, ей мешавших, и бросилась прочь.

Она убегала из этого города, где, всю перерезав скотину и дичь, несчастные жители в остервенении вином заливали свой страх перед смертью, где черный возница, сверкая белками, весь день измерял расстоянье от храма до свалки умерших, и денно и нощно шла служба во храме, и денно и нощно молились, просили и падали ниц, на жалкие лица свои, обреченные, не зная, что поздно, уже не поможет, поскольку прошел дождь кровавый со змеями, прибило чудовище смрадное к берегу, грехов накопилось на суше и в море так много, что Божье терпение кончилось.

Глава 11

Благополучное разрешение

Дорога была почти пустой, изредка только обгоняли Катерину повозки, нагруженные бесполезным добром: коврами, посудой и прочею дрянью. Сидевшие на сундуках и коврах боялись того, что придется отчалить в неведомый мир, столь пронизанный светом, что каждый простой волосок человеческий в нем так же прозрачен, как нить паутины. Ответьте мне, нужно ли так уж бояться того, что придется предстать перед Светом? Сама вам отвечу: да, нужно! А как же? Ведь, может быть, ты здесь, на этой земле, сирот обокрал или же соблазнил чужую жену и склонил ее, дурочку, к бесстыдному прелюбодейству? А может быть, брата убил за наследство? А может быть, мать оскорбил дурным словом? Тогда ведь действительно страшно, голубчик. Ведь там, на Свету-то, не скроешь, не спрячешь. Припомнят и этих сирот малолетних, и эту жену, чьи колени ты, милый, раздвинул своей похотливой ладонью, и брата в крови, как ягненка, которого вот только что освежевали на Пасху, и мать, опрокинувшуюся от горя, — да разве всего перечислить? К чему? Теперь-то уже ничего не поможет. Записан ты в Мертвую Книгу, но, чтобы еще подышать здесь, поесть земляники, родить с женой двойню, смешную, кудрявую, — беги, если сможешь! Беги от чумы! Авось не догонит тебя эта гадина, авось остановит ее ураган или… вот я слышала, что в другом городе живет один праведник, а потому чуме в этот город дорога заказана. Охваченные паникой забывали, что если кому суждено помереть, то тот и помрет: поначалу подкатит горячая резь в середину нутра, раздуется до безобразья язык, и тело повалится наземь, как чучело, которое смел неожиданный ветер. Потом вылезают в подмышках наросты, по виду как сгнившие райские яблочки.