Читать «Неруда» онлайн - страница 292

Володя Тейтельбойм

Но самые счастливые дни в Италии — хотя каждый из них был омрачен хоть маленьким облачком, ведь где огонь, там и зола, — Неруда провел в Неаполе и на Капри. Тут сыграли роль и чисто личные причины, и окружение поэта. Под застывшей лавой притихших везувиев зазвучали колокола, правда, не веронские, а каприйские. Они прибыли на Капри, этот корабль на приколе, зимней ночью, а на следующий день Пабло увидел, словно через стекло, высвеченный восходящим солнцем берег и полыхающий закат. Такова была первая встреча с островом… Все это припоминалось нам с Матильдой почти тридцать лет спустя, когда мы с ней оказались в тех же местах, в Неаполе, глядели на утесы Капри и оставили свидетельство своего паломничества на одной из приморских скал.

Вдвоем с Матильдой, уже без Пабло, мы долго стояли перед белым бунгало над скалистым берегом; этот дом Эрвин Черио предоставил тогда в распоряжение каприйских любовников. Он подарил им, по словам поэта, «широкую, щедрую, благоуханную душу Италии». Войти в бунгало нам не удалось: сентименты и литературные воспоминания были ни к чему его обитателям.

Италия для Неруды никогда не была собранием видовых открыток. Он никогда не смотрел на нее как на декорации к оперному спектаклю. Помещенный в киль этого корабля, где поэт жил мечтой и творчеством, он открыл на Капри «два резко очерченных и несхожих друг с другом лица Италии. Одно — лицо бедняков, извозчиков, рыбаков, моряков, виноградарей, торговцев оливками». Другое же — лицо той Италии, «где буйствует разврат, о котором пишут в романах», — осталось для него лишь предположением, неуловимым призраком приходящего в упадок класса. Он писал: «Я жил счастливой жизнью среди непотревоженной тишины, среди самых простых людей на свете. Незабываемое время! По утрам я работал, а во второй половине дня Матильда переписывала мои стихи на машинке». «Там я написал большую часть одной из своих самых не оцененных читателями книг — „Виноградники и ветер“», — говорил он далее с откровенным упреком в адрес критиков. Туда к ним приехал вместе с Сарой пылкий, красноречивый, энергичный Марио Аликата, с которым они затеяли соревнование — кто лучше приготовит лук. Это была грандиозная кулинарная битва финикийской, этрусской, левантийской, римской культур и цивилизаций с примитивным вкусовым здравым смыслом обитателей Вест-Индии, на своей шкуре испытывавших свирепые ветры антарктических широт. Это был настоящий праздник кухни, которому истинно по-эпикурейски отдали дань многие писатели, начиная с Рабле и кончая Гюнтером Грассом. Какое счастье — создать съедобное произведение искусства! Это вам не «футуристская кухня» Маринетти с вымышленными блюдами, приправленная безответственной болтовней. На том состязании царил дух гурманских наслаждений, тончайших вкусовых ощущений; с замиранием сердца пробовали они свои деликатесы, поэтически прочитывая съедобные плоды природы, аранжированные, как музыкальные произведения, со своими пиано и стаккато, пикантными и сладострастными, которые способна сотворить только женская рука или разыгравшееся воображение поэтов.