Читать «На берегу неба (сборник)» онлайн - страница 147

Очевидно, просить художника поведать словами о том, о чем он рассказывает на своем языке, не вполне честно. Но за разговором он все же сказал, что такие люди есть, хотя их мало. Это люди странные, по словам художника, как бы «ущербные», «не вписавшиеся в жизнь». Их, в общем-то, не сложно увидеть, если, конечно, заметить. Но более точных указаний о том, как следует искать их, не дал.

Вероятно, мы многое могли бы понять о мире Затерявшегося Пригорода, если бы услышали звучащую в нем музыку. Конечно, рисунки немы. Но в то же время музыка звучит: настолько явственны усилия музыкантов, застигнутых нами в какой-то простодушной старательности игры. Через пульс этой музыки мы могли бы составить себе представление о ритме времени, в которое погружен этот мир. В нем появились бы звуки, эхо – что сразу сделало бы его ощутительнее и понятнее.

Отсюда такое желание эту музыку угадать. Проявлена, слышна ли музыка Затерявшегося Пригорода здесь, в нашем мире, а если слышна – то что это? Несколько тактов граммофонно-похрустывающей оперной арии, или популярная пьеса послевоенного кино, звучащая в шорохе состарившихся звуковых дорожек, или нигде никогда не записанная, исчезающая, уже исчезнувшая в своей мгновенной сердечности песня, которую люди поют просто для того, чтобы петь?

Возможно, так. Но, с другой стороны, прямые цитирования музыки, звучавшей когда-то из радиорепродукторов, вряд ли уместны в том простодушном мире. Конечно, каким-то образом Затерявшийся Пригород связан с прошлым – ведь он отстал от Города и потерялся во времени. Но ведь не для того, чтобы превратиться в музей? Ведь он не прошел, не кончился, он продолжал жить параллельно настоящему и где-то в этой параллели пребывает до сих пор. В этом смысле его музыка не более связана с прошлым, чем наша. Она есть, она современна, просто звучит неслышно для нас, оглушенных беспощадной музыкой наших дней.

Поэтому мы и обречены лишь догадываться о ней так же, как обречены догадываться о музыке древних греков по сохранившимся от них стихам и драмам, форме амфор, пропорциям кораблей, обломкам музыкальных инструментов – ибо ничего иного, что помогло бы нам войти в их музыку, не сохранилось. Ни одной записанной ноты, ни одной партитуры. Музыку Затерявшегося Пригорода мы можем надеяться услышать, лишь вглядываясь и странным образом вслушиваясь в картины художника Геннадия Ежкова, – ибо они вообще единственное свидетельство о ней.

Представим себе: человек, сидящий с басовой трубой-геликоном на холме перед бескрайней равниной. Сидит, отвернувшись от нас. Чурбан. Спина. Затылок. В спине, в затылке есть что-то жалобное, трогательное несовершенством человеческого усердия. И в то же время в них есть солдатское упрямство, и рука сжимает медь трубы, как ствол винтовки.

Огромная труба. Звуки огромной трубы над пустынной землей. Природа только-только оттаяла, едва проснулась к жизни. Холодные веточки колючих кустов, остатки нерастаявшего снега. Но день ясный: человек вышел в одной гимнастерке, собака сладко задремала на солнце. Ранней весной бывают подобные дни – тихие, солнечные, с бездонным небом, когда на землю нисходит почти полное безмолвие. Ни комара, ни мухи, даже листья не шелестят. Никого. И труба.