Читать «Лето на водах» онлайн - страница 78

Александр Александрович Титов

   — Эй, Бородулин, ты, что ль, звонил? — крикнул заспанным голосом разводящий.

   — Я и есть! — отвечал часовой. — Тут, вишь, гололобый объявился за валом. Лазутчик, должно...

Горец, услышавший голоса на валу, нетерпеливо крикнул снизу:

   — Капитана, капитана давай! Моя ждать нет!..

Разводящий по шатким ступенькам поднялся в тур и, отогнав от бойницы пса, высунулся в неё сам и, не стараясь разглядеть в темноте горца, прокричал:

— Иди к воротам! Понял? Иди к воротам!

Разводящий и часовой увидели, как мелькнула и сразу же растворилась в окружающей черноте какая-то тень, и по звуку шагов поняли, что лазутчик направился к крепостным воротам, которые были обращены к берегу Булана.

Разводящий подбежал к гауптвахте, чтобы доложить о прибытии лазутчика дежурному офицеру. Дежурный, прапорщик Навагинского пехотного полка Симборский, узнав, в чём дело, тоже бегом кинулся по невидимым лужам к офицерскому флигелю за комендантом.

Штабс-капитан Лико, сопровождаемый прапорщиком Симборским и поручиком пятого Черноморского батальона Безносовым, встретил лазутчика у ворот. Охранявшие их солдаты, светя тусклыми фонарями, долго возились в темноте, отодвигая один за другим тяжёлые засовы, и, когда одна створка отошла настолько, чтобы пропустить человека, в ворота бесшумно проскользнул горец, лицо которого было закрыто башлыком.

Керченский грек родом и старый кавказский служака, Лико свободно говорил по-черкесски и по-чеченски. Он что-то отрывисто и как бы сердито спросил у горца и, получив ответ уже на ходу, повёл его к себе, не обращая больше внимания на сопровождавших его офицеров.

Лазутчик пробыл у капитана долго. Только перед самым рассветом он покинул укрепление. Провожал его опять сам Лико, — на этот раз уже один, — и караульные солдаты успели заметить, что комендант, самый спокойный из всех офицеров крепости, был чем-то сильно взволнован, хотя и старался держаться как обычно.

День после этой бурной ночи выдался пасмурный. Ветер — ледяной северо-восточный бора, который солдаты называли «Ббрей», — не стихал, и рваные тёмные облака стаями неслись из-за тускло черневших гор. Дождя уже не было, но во всех куртинах стояли огромные жёлто-зелёные лужи, накопившиеся за несколько дождливых дней и ночей.

С утра все офицеры, кроме дежурного, прапорщика Симборского, собрались у коменданта, но солдаты, оставленные на унтеров и, следовательно, получившие некоторую свободу действий, не покидали казарм из-за ненастья.

О ночном посещении лазутчика все уже знали от караульных и даже догадывались о цели этого посещения.

В длинном и узком, как гроб, бараке — самом большом в крепости, — где размещались две роты пятого Черноморского линейного батальона и рота Тенгинского пехотного полка, было особенно тесно и многолюдно. Не привыкшие к безделью солдаты не знали, куда себя деть. Одни вяло бродили между низких нар, расположенных двумя рядами вдоль противоположных стен, другие, сидя или даже лежа, вопреки уставным правилам, на нарах, лениво переговаривались. Третьи — большей частью недавно переведённые из России, — воспользовавшись свободным временем, совершали туалет: взяв в рот короткую верёвку и завязав её узелком на затылке, брились. Волосы выше верёвки оставлялись и превращались в бакенбарды, ниже — сбривались.