Читать «Лето на водах» онлайн - страница 75

Александр Александрович Титов

Будто чему-то удивляясь — не то пушкинским стихам, не то своим собственным словам, — Белинский заговорил, разводя руками:

   — Место художника в обществе, истоки его вдохновенья, даже его причудливость и странность — всё это заключено в немногих строках. Но сколько веков мы ждали этих строк!..

Лермонтов, молча слушавший гостя, случайно отвёл взгляд и увидел в окне соседку, которая наконец появилась и даже, как ему показалось, стоя у самого окна, делала какие-то знаки. Лермонтов ничего не мог ей ответить и остался на месте: обычная пантомима была бы по меньшей мере неуместна в присутствии Белинского, да и Лермонтов с удивлением поймал себя на том, что беседа этого человека становится ему интересной, а поведение чиновничьей дочки впервые представилось тем, чем оно и было на самом деле, — пустеньким кокетством.

Правда, Белинский, как заметил Лермонтов, излишне был склонен к преувеличениям. Например, сейчас он явно переборщил, сказав, будто простую мысль, заключённую в пушкинском стихотворении, кто-то ждал целые века. И до этого — что-то про Шлегеля... Ах да, что Шлегель, дескать, сделал из Шекспира сборник цитат.

Но это не казалось Лермонтову очень уж большим недостатком. Скорее, это было похоже на излишнюю норовистость резвого коня: держи его крепче на трензелях, и всё будет ладно...

   — Так, возвращаясь к книжке Кенига, — услышал Лермонтов уже обычный тихий голос Белинского, — я сказал бы, что строчки Пушкина, которые я вам напомнил, Кениг вполне мог бы взять эпиграфом к своему роману.

   — Если, конечно, рецензент ничего не искажает, — добавил Лермонтов.

   — Ну, разумеется, — поспешно согласился Белинский. — Тем более что, насколько я знаю Януария, на такое искажение у него не хватило бы изобретательности...

Постучав в дверь и не дожидаясь разрешения, вошёл истопник — отставной солдат, высокий тощий старик в затасканной форменной бескозырке и в дерюжном фартуке поверх вытертого мундира. Стараясь не глядеть на господ, он, шаркая, прошёл к печке, пошуровал кочергой уже погасшие уголья и звонко захлопал вьюшками.

   — Боже мой! Я совсем утратил представление о времени и о приличиях, — взглянув на часы, засуетился Белинский. — О книгах, конечно, можно говорить круглые сутки, но нужно же и честь знать...

Он с видимой неохотой стал подниматься.

   — Вам придётся немного подождать, Виссарион Григорьевич, — остановил его Лермонтов. — Нужно вызвать разводящего, чтобы он провёл вас мимо постов.

Белинский, не скрывая радости, снова опустился в кресло, а Лермонтов послал истопника в караульное помещение за разводящим.

   — Ей-же-ей, Михал Юрьич, занятнейшая штука-жизнь, как бы банально это ни звучало, — мечтательно расширив немигающие светлые глаза, сказал Белинский. — Как теперь, вижу вас на лекции Гарвея по английской литературе... Вы всегда сидели у окна, за первым столом, и аккуратно писали, что было дьявольски нелегко: ведь Гарвей забывался и минут по пятнадцать шпарил прямо по-английски, без единого нашинского словечка, будто дело происходило не в Москве, а где-нибудь в Оксфорде. Я, грешный, сперва в отчаяние приходил, а потом просто бросил всякие попытки писать за ним... Ну а Гарвея хоть помните? — тихо, со странной робостью спросил он.