Читать «Мамлюк» онлайн - страница 42

Кондратий Давидович Татаришвили

— Матросы говорят, что, если утихнет шторм, через два-три дня будем в Стамбуле. Э-эх, ничего хорошего нас там не ждет! Здесь мы хоть можем разговаривать друг с другом по-грузински, а в Стамбуле нас распродадут, как пасхальных ягнят, и разлучат.

— Горе мне! Я и не подумала об этом! — в отчаянии крикнула Саломэ и с мольбой взглянула на своего защитника. — Неужели нельзя устроить так, чтобы нас не разлучали? — спросила она, не сводя взгляда с побледневшего Резо.

— Попробую, если удастся, дорогая! После того как я проучил негодяя надсмотрщика, хозяин смотрит на меня милостиво. Я попрошу его, чтобы нас не разлучали.

— Я хочу быть с вами, я от вас не уйду! — взмолился мальчик и с надеждой посмотрел на Резо и Саломэ.

— Хвичо, дорогой сынок! Горе твоей несчастной матери! — ласково говорила Саломэ, прижимая мальчика к груди. — Резо, ты слышишь, что говорит этот бедняжка, униженный, как и мы, этими безбожниками и ставший сиротой. Что ждет нас впереди, на что нам, злосчастным, надеяться?! Мы только должны молить бога, чтоб нас не разлучали. Видишь, и ребенок тоже утешает себя этим… О господи! — закончила Саломэ.

Горе совсем сломило Саломэ: обессилевшая, подавленная, она рыдала. Прослезился и Резо, заплакал маленький Хвичо.

А вокруг продолжало бушевать море, волны с пенными гривами налетали одна на другую, бились о борт корабля, и рассыпались…

XII

На невольничьем рынке в Стамбуле толпился народ. Сюда были согнаны пленные, привезенные для продажи из разных стран. Кого только тут не было?! Чернокожие, люди с бронзовыми телами, желтокожие. В прежние годы большую часть невольников составляли кавказцы. Но теперь их было очень мало, и это всех удивляло.

Часть пленных выставили на площади, остальных держали в наспех сколоченных бараках. Приходили покупатели, осматривали невольников, пробовали их силу, мерили рост, торговались с работорговцами, ругались, а, сойдясь в цене, накидывали на шею купленного невольника, как на теленка, веревку или цепь и гнали к себе домой. Это позорное по нашим временам явление в те годы считалось обычным. Богатые купцы десятками покупали пленных с различной целью: одних продавали в воины, других — в домашние слуги, третьих — на работы в поле; а красивых женщин — в гаремы.

— Слава аллаху, слава аллаху! — медленно шагая по площади, благоговейно повторял Гусейн-ага, известный скупщик и продавец пленных.

Гусейн-ага много раз ездил в Аравию — в святые места, слыл начитанным человеком и хорошим знатоком корана. Он носил привезенный из Китая парчовый халат, голову повязывал белой чалмой и опирался на отделанный золотом посох. Гусейна-ага хорошо знали в Стамбуле.

— Гусейн-ага идет! Гусейн-ага идет! — послышалось со всех сторон на рынке.

Своих невольников-грузин пригнал сюда и Али-Юсуп.

— Не знаю, как быть, эффенди, — доложил ему один из надсмотрщиков, — не успокаивается проклятый! Никак не хочет утихомириться!