Читать «Рисунок с уменьшением на тридцать лет (сборник)» онлайн - страница 69

Ирина Александровна Ефимова

И вдруг в этой подозрительной (уж не конец ли света?) тишине, резко раздирая ее, раздается истерический лай собачьей своры, – не проверено, не подсчитано, но по многоголосью можно догадаться, что собак не менее семи-восьми, что они разных размеров, пола и темперамента и что их объединяет какая-то общая цель. И вот сама цель вступает со своей партией в этот хор – громким, протяжным, протянутым ввысь, вширь, вглубь тоскливым соло, пронзающим внутренности неспящих, изматывающим их беспредельной тоской.

Многозначительная перекличка ночных персонажей, ее слуховой образ отчетливо трансформируется в зрительный, и нет надобности высовываться в окно, чтобы его удостоверить: собака из конуры, что давно сколочена на территории старинного дворца, несущего среди безличья современных зданий свой нездешний облик, взошла – для мнимой высоты положения – на двускатную крышу своей будки, задрала голову и, подолгу не прерывая звука, воет на неполную луну, на неистовый лай своих некормленых, но свободных сородичей, явившихся в этот мир в какой-то городской подворотне и не знающих бряцанья цепи, которая навсегда приковала воющую бедолагу к неуместной, несвоевременной красоте.

Напряженная, неслучайная, подчиненная какой-то непонятной логике перекличка длится еще какое-то время, хористы захлебываются, солист достигает апогея всеохватной тоски, откуда, кажется, нет возврата, и вдруг… так же внезапно, как началось… все обрывается. Снова тишина, кажущаяся еще более, уже совсем тревожной… Но вот где-то заголосила сигнализация, и мысль отвлекается от непостижимости тишины, собачьей паники и беспокоится сиюминутным беспокойством: кто же прервет сей неприятный звук, хозяин-то автомобиля, поди, спит богатырским сном; но это уже приметы сегодняшней жизни, конец света в очередной раз откладывается…

Потом долго (или не долго – как это оценить?) ничего подобного не происходит, хотя сонмы других тревог вершат в бессонной ночи броуновское движение, также наводя на мысли о вселенской катастрофе. Но однажды снова, нежданно-негаданно, как тайфун, как несчастный случай, на тишину налетает оглушительная собачья свара – рваный, разноголосый хор бродячей своры, ненавидящей взобравшуюся на будку-трибуну лизоблюдку, и протянутая до облаков, пронизывающая не слишком темную городскую ночь нечеловеческая человеческая тоска…

Почему-то именно в тот промежуток времени, когда собачьи страсти не взрывают ночную тишину, но иногда не очень-то добрым словом вспоминаются, является предположение – а не связано ли это нервическое явление с фазой луны: ведь если это не происходит часто или ежедневно, то, быть может, имеется какая-то логика? Ведь нелогичным может быть и бывает только человек…

Редко, но иногда удается отвести мысль подальше от текущего момента, от бесконечно длящейся без сна ночи – чем дальше отведешь, тем легче…

Например, решительно мобилизовав спасительное воображение, убираем из местной городской среды все, что в ней накопилось за последние три столетия. Железную дорогу, кирпичные, блочные и панельные здания с их многообразным имуществом в виде столбов, электропроводов и прочих коммуникаций и даже, для чистоты решения, имеющие место и весьма приятные дома столетней давности; соскребаем с дорог и тротуаров асфальт, снимаем добавленный временем слой земли вырубаем за ненадобностью изможденные испорченной атмосферой деревца и деревья. Оставляем только: Елизаветинский дворец красного кирпича со снежно-белыми наличниками окон, еще сохранивший некоторые первоначальные черты, Церковь Покрова, что в селе Рубцове, и реку Яузу, спустив ее грязные воды и наполнив чистой речной водой не без помощи мысленно возрожденной речки Рыбинки, что когда-то текла по району и впадала в Яузу.